И Александр Николаевич снова стал диктовать, взмахивая после каждого слова рукой, будто обрубая что-то:
– Увы! Куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы…
Полузакрыв глаза, учитель о чем-то задумался. Затем, затеребив бородку, спросил:
– Готово? Вот и чудесно! Вы, надеюсь, поняли, что это написано стихами?
Ученики молчали. Конечно, они поняли, что это написано стихами. Но они не поняли, о чем здесь говорится – какие бичи, какие железы?
А учитель по очереди берет в руки грифельные доски и с каким-то особенным чувством вполголоса читает написанное вслух. Он с явным сожалением проводит мокрой тряпкой по гладкой, блестящей поверхности досок.
– Спасибо, дети! Написано правильно! Но со знаками препинания у вас не все благополучно. А написано верно. Очень верно!
И голос у Александра Николаевича почему-то дрожит, словно учителю жалко кого-то.
Заложив руки за спину, он опять задумчиво зашагал из угла в угол. Коля, тихонько толкнув брата в бок, шепнул: «Вот какие мы молодцы!» Анд-рюша улыбнулся и показал пальцем на свой лоб: дескать, что там толковать, не пустые головы.
Мальчикам становилось весело. Пользуясь тем, что Александр Николаевич углубился в свои мысли, Коля вытащил из-под парты гусиное перо с ощипанными краями и бросил его вверх. Ловко пущенное, оно полетело к потолку, а оттуда прямо на веснушчатый Андрюшин нос. Зажав ладонью рот, Коля захохотал. Андрюше не больно, но обидно. Так вот же тебе! Перо устремилось обратно, больно кольнув обидчика в ухо.
Углубленный в свои мысли, Александр Николаевич не замечал ничего. Вдруг дверь в классную отворилась. Вошел отец. Он в своей обычной красной фланелевой куртке. Подозрительно глянув из-под густых насупленных бровей на учителя и учеников, негромко кашлянул. Мальчики быстро вскочили со своих мест, вытянув руки по швам.
– Извините, любезнейший Александр Николаевич, – вкрадчиво заговорил отец, потирая ладони, – я всего на одну минутку.
Коля изумился. Отец называл учителя по имени-отчеству. Удивительно! Никогда раньше этого не бывало.
По-хозяйски пододвинув к себе стул, Алексей Сергеевич грузно опустился на него. Стул скрипнул и пошатнулся.
Второго стула в классной нет. Секунду постояв около парты, Александр Николаевич подошел к подоконнику и с независимым видом сел на него. Подоконник низенький, тесный, но это не смущало учителя. Обращаясь к своим ученикам, он обычным своим голосом сказал:
– И вас прошу садиться!
– Еще раз извините великодушно, милейший Александр Николаевич, – мирно рокотал отец, укладывая свои большие волосатые руки на живот. – Явился к вам, как бы сказать, с одним мудреным вопросом. Вы человек просвещенный, образованный, священное писание изучали.