Если вы здесь видите противоречие, то я рад за вас.
Природу описывали много; ее избила не только война, ее вытоптали люди, ища убежища.
Начиная со времен построения Вавилонской башни много натоптано тут: при подвозе глины и потом, при разъезде строительных команд, когда увидели неудачу.
Чехов писал в «Свирели» о том, как пересыхают речки, изменяются леса.
Свирель пастуха скромно оплакивала болезни природы.
Старый гробовщик с металлической фамилией Бронза, с холодным сердцем, эгоист, трудолюбивый до идиотизма, – Бронза не разглядел своей жены, и только тогда, когда она напомнила о давно умершем младенчике с белыми волосами, горько он вспомнил, что был младенчик, был лес, были реки, были птицы. Все исчезло.
«Какие убытки!» – подумал трудолюбивый гробовщик.
А если б все это осталось, как мы были бы богаты.
Он создал на старой скрипке песню, песню о погибающей земле.
Продолжаю, чтобы не сбиться с пути.
Песню скрипки слышал флейтист Ротшильд, травимый собаками, которых науськивал на него Бронза.
Песня эта записана Бронзой.
Чехов написал драму «Дядя Ваня» и передал ее театру; и в этой пьесе вывесил на декорациях рисунок – диаграмму по-нынешнему, – сколько было разного зверья в наших подмосковных лесах и как зверье исчезло.
Тут как бы начинается «Красная книга».
И вот теперь еще один заголовок: «Чайка».
Слово «Чайка» крупно написано на знамени МХАТа.
Здесь ее дом.
Диктую историю «Чайки» в Переделкине.
На улице идет снег, гулять нельзя, пока этот снег не передумает, снег это или дождь.
Эту смену жанра трудно вынести.
Недалеко от нас, на станции Лобня, есть озеро, там на озере царство чаек; не будем преувеличивать, скажем, герцогство. Чаек столько, что они даже посещают поля, они идут вместе с грачами за пахарем; теперь за трактором.
Слово «чайка» не имеет рода.
Слову «чайка» не дано вызывать представление о жизни. Самцы толп чаек тоже чайки; форма одежды одинакова.
Молодой человек, писатель по фамилии Треплев, неудачник, его родила талантливая, не глубоко пашущая землю артистка, любимица публики.
Потом она станет любовницей знаменитого прозаика Тригорина.
Не люблю говорить о прототипах, но, приблизительно говоря, хороший для чтения Тригорин, ежедневный удачливый писатель, может нам напомнить фамилию Потапенко.
Треплев незаконный сын своей матери, его записали киевским мещанином, имя его Константин, как у Бальмонта.
С Бальмонтом приходилось встречаться Чехову в Ялте, на даче. Чехов привез Бальмонта в Гаспру. Это рядом.
Толстой очень уважал Чехова. Стихи Бальмонта ему не понравились.
Он даже делал отрицательные жесты.