– великий писатель, он показал затейливость простоты жизни, этот писатель, Чехов, поднимается как бы по ступеням; человек, про которого Толстой говорил, что Чехов предвосхитил «мои мысли», и Толстой применил их потом в «Хаджи-Мурате».
Книга, которую я пишу, она не сбивчивая; это книга человека, который влюблен в мир, как Душечка, который ищет в ней сопоставления, даже не ищет, а находит в ней каждое утро что-то новое.
Человек, который носил имя формалиста так, как в детстве он носил пальто гимназиста, а потом вырос и перешел в другой класс. Но который в то же время Душечка – по крайней мере для себя.
Не анализируйте слово, анализируйте систему слов; не ищите корней, как бы отрывая истину.
Не думайте, что Шекспир существует без Аристофана.
Это и есть истина – вчерашний и завтрашний дни неодинаковы, – в жизни все монтажно, – но только нужно найти, по какому принципу.
Новые искания для новой жизни. Сначала стремление к ощущению жизни. Потом к оцениванию жизни.
Путь к Пушкину – Толстому – Чехову – путь сменяющихся оценок. Но бойтесь потерять ощущение жизни.
Может быть, в этой книге преобладает, даже наверно преобладает Толстой, потому что я шестьдесят лет иду рядом со стременем этого нестареющего человека, любуюсь, как он на остановках слезает с лошади, влезает, как ему не мешает бурка, как он не утомляет лошадь.
Но я хочу рассказать не только о развитии искусства, но и о совместном существовании искусств разных направлений и времен.
Как хорошо летели птицы; мне было четырнадцать лет, нет, двенадцать лет.
Они летели около Петербурга, там птичья дорога, прокладываемая над реками и речками, ее можно видеть, они летели стройными, разнообразными стаями, и когда они садятся на море – я сейчас скажу, – они похожи на корректуру.
Они строчками, строчками сидят.
III. Подробность у Толстого
Подробность – это такая тема, ее можно начать с любого места, ибо через нее проходят главные связи сцепления обстоятельств, а не главных здесь нет.
Подробность прежде всего связана с жизненной странностью, отношением к ней автора; и проявляются они прежде всего через подробность.
Начала и концы – заявленная тема.
Но можно начинать с середины.
Такие начала более часты.
Возьмем «Мертвые души».
Или начало «Тараса Бульбы».
Бульба по-своему принимал своих детей и даже сталкивался с одним из них.
Толстой видел Гоголя и взял у Пушкина внезапность входа.
Она начинается столкновением большой любви Анны Карениной и Вронского с людьми, которые все только разговаривают после театра.
Само начало начато с конфликта непонимания.