- Так. Апперкот, значит…
- Ой, боюсь, боюсь…
И мы снова в сугробе … Да. И клянусь Вам, господа, что это всё до последнего слова, правда! В смысле, почти дословно я передаю эти разговоры, - запомнились. И ничего, кстати, удивительного…
А ещё я сейчас очень доволен, что не рассказал Митьке сразу же про своих родителей, - про отца, точнее, - ведь могло сразу же всё закончится, и не начавшись. А всё дело в том, что мой отец, Илья Григорьевич, - он умер в 84-м, от рака, мне 18 уже (ещё) было, - он работал в уголовке. Следаком. Тогда капитан, ушёл майором, начальником отдела, - известный был в городе человек, - и я не рассказал, прикиньте! Этот восклицательный знак потому, что я обычно сразу про отца рассказывал, - гордился? - и посейчас горжусь! - но не в этом дело, - просто мы с отцом были ДРУЗЬЯ, - вот точь-в-точь, как иногда герои в моих рассказах и повестях, - но ведь не каждому расскажешь, - да и как рассказать об этом, чтобы понятно было? - а похвастать, ой, как охота всегда было! - вот я и говорил сразу, кто мой отец… Сейчас вырос, и научился рассказывать так, как надо, - и рассказываю, но мне сейчас 41 год, а тогда было тринадцать с половиной, - «почти четырнадцать»! - так я говорил…
Но вот Митьке я не сказал, что мой батя мент, и довольно важный в городе мент, - и сейчас я доволен, хоть и не знаю, почему я не рассказал. Когда Митька узнал это, - через три дня дело было, - хм, видели бы Вы его лицо! - понимаете, да? - но Митька тогда уже пропал, я занозой сидел у него в сердце, - я ж умею! - и… И всё, Митька не отступил. Хм, а батю моего он всегда… не опасался даже, а именно побаивался. И правильно делал, кстати! Я как что, сразу же: - папе скажу, он те, заразе, рога отшибёт! Скотина я, конечно, тогда был... Но скотиной я был совершенно неотразимой, - бедный, бедный Митька… Батя к нему, в отличие от моего брата, относился очень даже хорошо, - потом расскажу.
А через неделю я к нему в трусы залез. Я сам, первый, - потому что не реши я тогда быть первым, то очень даже может быть, что ничего бы и не было…
* * *
Итак, я к нему, к Мите, первый в трусы залез. Да-да, не боясь показаться испорченным донельзя с детства, повторяю: - именно я, а не наоборот, первый залез к Митьке в трусы! Сам бы он так и не решился, и не то, чтобы он боялся моего бати, - ну, это-то тоже, - но тут много ещё чего было, что мешало ему быть со мной первым, вообще, посмелее быть со мной… Много: - его стеснительность, необычная даже тогда для 19-летнего парня; его нежелание меня хоть как-то, не то, чтобы напугать, - обидеть и расстроить даже! Порядочность, - вот что это. НО!!! Да, разумеется, это качество из важнейших и наилучших, как сказали бы в Риме, - но… не в нашем же с ним случае! Не со мной! И ни черта бы и не было у нас, - главного не случилось бы в моей, да и в его жизни! - не залезь я ему в трусы сам, первым.