– Какая трогательная история! За кем вы отправились в Вену? Осмелитесь сказать, что не за мужчиной?
– За мужчиной? Не совсем так. Пожалуй, за идеей! С горсткой верных людей мы пытались вырвать из рук австрийского двора сына императора…
Внезапный гнев зажег взгляд больного. Он зашелся в кашле.
– Вы в своем уме? Сына Бонапарта? Вы хотели возвести его на трон великих Капетингов? Какая низость!
– Вы предпочитаете ему сына цареубийцы, Филиппа Орлеанского? Принц несет в себе кровь императора и Габсбургов. Вы могли бы относиться к нему с большим уважением… Во всяком случае…
– Вы проиграли? Бедная дурочка… на что вы надеялись? Ведь против вас было все австрийское могущество!
– Бедная дурочка почти смогла сделать это, но наш Римский король недолго проживет на этом свете. Он умирает, даже если Меттерних еще не осознал этого. Я говорю вам все это, чтобы вы поняли, что я не провинилась перед человеком, которого люблю. Я ни на минуту не забывала думать о нем. Ни на минуту я не переставала любить его.
– У вас будут прекрасные воспоминания! – усмехнулся маркиз. – Ибо отныне вам придется забыть о нем, я с радостью вам об этом сообщаю. Я поставил его перед выбором: стать моим признанным сыном или остаться вашим любовником. И он сделал выбор. Это было нетрудно, ибо вы предпочли носиться по дорогам вместе с вашей любимой подругой. Теперь все уже сделано, все оформлено, и вам остается только посмеяться вместе со мной. Я все оформил у кюре.
– Посмеяться? – горестно воскликнула Гортензия.
– Ну да, посмеяться! Разве это не смешно? Вы оба отныне будете носить одно имя Лозаргов, а после моей смерти он унаследует и титул. Вы останетесь графиней, но между вами будет пролегать такая пропасть, которая разделит замок и Комбер. Океан, который невозможно переплыть!
– Что вы об этом знаете? Он любит меня и…
– Вы в этом уверены? А мне кажется, что он гораздо больше любит то, что станет последним сеньором, владельцем этого замка. К тому же он не из тех, кто меняет свои решения. Или же ему придется отказаться… от мечты всей его жизни!
Демонический смех сотряс его исхудалое тело, почти неразличимое среди складок одеяла…
– Вы – чудовище! – проговорила Гортензия с отвращением. – Как можете вы быть столь жестоким, столь одержимым в момент приближения минуты, когда вам придется предстать пред господом?
Он еще раз засмеялся, но смех перешел в приступ икоты. Годивелла бросилась к нему, подняла его голову вместе с подушкой и дала выпить несколько глотков какой-то буроватой жидкости, которая слегка дымилась.
– Вам следует уйти, мадам Гортензия. Он очень утомился от разговора с вами.