– Как вы похожи, – сияя сказал Томас. – Одно лицо.
Что-то сдавило ему горло. Он вдруг крепко прижал к себе Маринину голову.
– Папочка, – прошептала она успокаивающе, но не вырвалась, не оттолкнула его, а, наоборот, обхватила его шею обеими руками и крепко поцеловала влажными губами с тем характерным, еле слышным причмокиванием, которое сохранилось у нее с самого детства. Потом опять улыбнулась влюбленному взгляду жениха и стерла с отцовской щеки следы своей вишневой помады.
Утро пришло с резкой болью где-то в боку, отдающей в поясницу. Сморщившись, он ходил по квартире, потому что казалось – двигаться легче, чем лежать. Люда повысила голос:
– Я на тебя смотреть не могу.
– Не смотри, – отмахнулся он.
– Может быть, ты все-таки к врачу сходишь? Мы, слава богу, не в Калуге, есть к кому обратиться!
«И тут не удержалась, – удивленно подумал он. – Видит же, что я мучаюсь…»
Начались изнурительные скитания по врачам. Он часами просиживал в коридорах поликлиники, наизусть выучил все плакаты. Узнал, как помочь утопающему, как наложить жгут, как бороться с алкоголизмом… Самому себе не хотел признаться, что каждое прикосновение холодных сухих пальцев, трубочек, иголки, черного нарукавника для измерения давления страшит его. У этого мира были цепкие щупальца: уролог посылал к физиотерапевту, кардиолог – на рентген, с рентгена нужно было попасть к гастроэнтерологу. Точного диагноза никто не ставил: обнаружили следы зарубцевавшейся язвы, предположили даже инфаркт, прошедший незамеченным, камни в почках, кое-что еще, о чем думать не хотелось… Когда он возвращался домой, никто не спрашивал его о результатах. Марина готовилась к отъезду. Люда с ног валилась от усталости, внук, как назло, подхватил ветрянку. Не веря себе, он вдруг обнаружил, что все ящики Марининых шкафов, письменного стола, знаменитая Людина шкатулка с драгоценностями – все закрыто на ключ. «От меня, что ли? – мелькнуло у него в голове. – Да они с ума сошли!» Потом запретил себе даже касаться этой темы. Никто из них не сошел с ума. Просто перешли черту благоразумия. Все кончилось. И казалось, что, запакованная в большие чемоданы на колесиках, приготовилась к отъезду целая его жизнь.
У внука было несчастное лицо, обмазанное зеленкой. Он хотел взять его на руки, но почувствовал, что не может, тяжело. Тогда, опустившись рядом с кроваткой на корточки, он сказал ему:
– Давай поиграем в индейцев.
Маленькие резиновые индейцы знали, кто есть кто: один был Джим, а второй Джон. Четырехлетний внук был за Джона, он за Джима.
– А Джон уехал в Кёлин, – сказал внук и спрятал Джона под одеяло. – Со мной и мамой.