– Мне бы еще уточку резиновую сюда, – сказал он, целуя ее пальцы. – Уточку или зайца.
И они засмеялись вместе.
На рассвете его разбудил странный толчок в грудь. Ничего не болело, даже слабости прежней не чувствовалось, только что-то живое, упругое, огненно горячее толкалось изнутри в области сердца, словно просясь наружу. Прямо перед глазами, в открытой форточке, летел маленький белый диск солнца. Он следил за его быстрым перемещением по небу и чувствовал, что толчки в груди становятся все настойчивее. Но это не пугало, а, наоборот, приносило какое-то сладостное удовольствие и легкое приятное волнение ожидания. Она лежала рядом, касаясь его, ровно и глубоко дыша. Левой рукой он крепче прижал ее к себе, не спуская глаз с белого, стремительно летящего куда-то диска, и тут последний, резкий толчок в грудь заставил его беззвучно вскрикнуть и задохнуться.
Измученная двумя бессонными ночами, она крепко проспала на его плече до позднего утра. Столовые часы пробили одиннадцать. Приподнявшись на локте, она испуганно огляделась. Он был мертв, и на его обращенном к ней, уже изменившемся лице застыло тревожное выражение, словно в самый последний момент он решил сказать ей что-то – и не успел.
Отец звонил и звонил в Москву. Никто не отвечал. Общих друзей не осталось. Наконец месяца через три женский знакомый голос ответил хрипловато и ласково:
– Слушаю вас.
– Кто это? – испугался отец. – Ты, Люда?
– Нет, это Марина. Люды нет, она в Германии.
– Марина! – закричал отец, хотя было прекрасно слышно. – Что там у вас? Как папа?
– Папа умер, – ответила Марина. – Я не узнала вас сразу. Здравствуйте, дядя Леня.
– Умер? – захлебнулся отец. – Как умер? Когда?
– Вот этого не могу вам сказать точно. Нас с мамой, к сожалению, не было в Москве. Кажется, в сентябре или в самом начале октября. Не знаю. Я прилетела только позавчера, уладить кое-какие формальности…
– Ну, вот вам наш Николай, – сказал директор и подтолкнул его к сидящим на диване.
Их было трое: старуха, молодая и мужик. У мужика был яркий галстук. Все они вскочили. Молодая крепко, словно утюгом, погладила его по голове очень горячей ладонью. Колька так низко опустил глаза, что они заболели.
Старуха сказала:
– Ну, давай, Коля, знакомиться. Это твои родители, а я твоя бабушка. Лариса Владимировна.
Колька громко сглотнул слюну, но глаз не поднял.
– Ты не стесняйся, Николай, – прогудел директор, – ты поговори с мамой, с отцом. С бабушкой познакомься. А я пойду на урок, меня ждут, – он прокашлялся и вышел.
Директор был ничего. Он не дрался, не напивался при всех, а прошлым летом привез в детдом ведро клубники – на даче у него выросла клубника. Ее съели, не успев почувствовать вкуса. Потом все ходили с красными рожами, как в крови.