– Она так этого хотела. Мы обсуждали, как стать дебютантками, еще детьми, – гнула свое Шабли. – Я так рада, что она добилась своего. Она так боялась, что у нее ничего не получится.
– Должна вам сказать, – возразила матрона, – что уж Лавелле-то не о чем было беспокоиться – она первоклассная молодая леди.
– Но все равно она очень волновалась. Она говорила мне: «О, кузина Шабли, у меня точно ничего не получится. Я знаю, что не получится». А я отвечала ей: «Послушай, девочка! Тебе нечего волноваться. Если уж Ванесса Уильямс сумела стать Мисс Америка, несмотря на все рогатки, которые там ставят, то уж ты точно пройдешь отбор в этом дурацком отборочном комитете в нашей старой маленькой Саванне».
Две матроны переглянулись – словно сквозь Шабли.
– «Лавелла, крошка моя, – говорила я ей, – ты всегда так умело скрываешь свое распутство, приезжая для этих дел в Атланту, что в Саванне точно никто ни о чем не догадается».
Женщины, онемев, уставились на Шабли, которая продолжала изящно есть.
– Я тоже хотела быть дебютанткой, – продолжала между тем Шабли. – Я и в самом деле хотела. Но я всегда говорила Лавелле, что если я соберусь в дебютантки, то в настоящие – котильонские. Я серьезно.
Одна женщина притворно закашлялась, вторая отчаянно озиралась по сторонам с видом потерпевшего крушение моряка, который ищет глазами на горизонте спасительное судно.
– «Конечно, Лавелла, – говорила я ей, – бал «Альфы» хорош, спору нет, так что пойми меня правильно. Но, Лавелла, что ты собираешься делать летом, когда окончишь школу? Пойдешь работать в закусочную или будешь стоять на Уэст-Брод-стрит? Так, моя сладкая? А вот котильонские дебютантки не работают в закусочных. Никогда, малышка. Они совершают велосипедные экскурсии по Франции и Англии. Я серьезно. Они едут в Вашингтон и работают там у сенатора, который совершенно случайно оказывается другом семьи. Они катаются на яхтах. Они летают на курорты и лежат там на солнышке задницами кверху. Вот что они делают после школы. И именно это я собираюсь делать, если стану дебютанткой.
Шабли притворилась, что не видит, в какое неловкое положение ставит она двух пожилых женщин. Она быстро взглянула на меня и надула губки. Потом, помолчав, снова заговорила:
– Ну и я сказала ей: «Можешь смеяться надо мной сколько хочешь, но я и в самом деле смогла бы стать котильонской дебютанткой, потому что я великая проходимка. Я могу быть всем, кем только захочу. И если я захочу стать богатой девочкой, моя сладкая, то я стану ею, не сомневайся – я стану богатой белой девочкой. Я уже почти достигла этого. У меня полно белых мужиков, и от одного из них я хочу родить белого ребенка».