На возведение стен и башен, защищающих сердце каждого города, требовался строительный материал, поэтому на протяжении веков старые, пустующие кварталы постепенно разбирались, а на их месте образовывались асимметричные пустоши. Новые дороги, проторенные по мере необходимости, связывали немногочисленные уцелевшие постройки со входом в цитадель и единственными шлюзовыми воротами, ведущими на неприветливые просторы внешнего мира.
Изредка среди заваленных строительным мусором пустошей, одиноких зданий и еще не разобранных руин виднелись лоскутки возделанной земли, где росли невысокие деревца с бледно-зеленой листвой или виднелись ровные высадки травянистых растений.
Картину современных поселений Селена завершал еще один немаловажный штрих: во многих городах часть древних панорамных окон была выбита, и чтобы восстановить герметичность пещеры, проемы, как правило, заполняли кладкой. Кроме этого, по краю козырька, защищающего фасад города, высились укрепления, сложенные из угловатых обломков твердых горных пород. Стены пересекали древнюю разметку взлетно-посадочных полос, что явно свидетельствовало об утрате технических знаний и какой-то непреходящей угрозе, таящейся среди безжизненных, непригодных для свободного поселения кратеров.
Странный, неуютный, полный загадок и немых свидетельств былого величия мир, где доживали свой век последыши цивилизации, разбросанные по изолированным, постепенно угасающим островкам забившейся в глубины пещер жизни… — таким представал Селен глазам стороннего наблюдателя.
Фатальный исход затянувшегося на века катаклизма, казалось, предрешен, и злонравной судьбе осталось отыграть лишь финальный аккорд тысячелетней драмы… Однако там, где все еще обитают живые разумные существа, никогда нельзя говорить о полной предопределенности событий. Цивилизация действительно угасала, на мертвых просторах покрытого кратерами планетоида давно и прочно властвовала иная жизнь, совершенно непохожая на биологическую, но в замкнутых изолированных городах все еще вскипали страстные порывы чувств, шла борьба не только за выживание, но и за власть, и очередной всплеск кажущейся агонии мог в корне изменить ситуацию, породить последнюю вспышку неистовых стремлений, когда история вдруг обращается вспять и фатализм перестает быть доминантой будней, отброшенный прочь древними, как сам мир, чувствами…
[Image007]
Им было по семнадцать лет.
В этом возрасте еще не так остро чувствуются социальные различия, над душами не властвуют комплексы, присущие старшему поколению, — им было хорошо вдвоем, и это казалось достаточным поводом для встреч.