Андрей отшвырнул газету и закурил. Дело было не в стиле и не в заголовке. Все это чепуха по сравнению с изложенными в статье фактами. Хотя теперь он чувствовал, что материал можно было подать немного по-другому: кое-где чуть сгладить, чтобы двигавшие им ненависть и отвращение не так бросались в глаза и не мешали читателю впитывать смысл, а кое-где, напротив, заострить, сделав намеки на связи Вареного в высших правительственных кругах не столь туманными. Впрочем, он знал, что все это нюансы, которые способен заметить далеко не каждый профессионал. Татьяна наверняка бы заметила, и шеф бы заметил. Остальные же проглотят и не поперхнутся… и через несколько часов благополучно отрыгнут без всяких последствий для организма.
Андрей щелчком сбил пепел с сигареты прямо на ковер и глубоко затянулся. Такова специфика его работы: кричать одиноко в пустыне и будить спящих обывателей.
Их невозможно разбудить, но есть надежда, что хотя бы один из тысячи все-таки услышит и проснется. А один из тысячи — это все-таки очень много. Для десятимиллионной Москвы это десять тысяч человек. А сколько их будет по всей России?
Ему чего-то сильно хотелось. Это ощущение было сродни зуду заживающей раны под повязкой, оно не давало ему покоя. Андрей начал анализировать его, пытаясь понять, чего же именно он хочет. Может быть, выпить? Это было бы логично, все-таки он выбросил в мир такую бомбу… Но на самом деле пить ему не хотелось, да и нельзя было — бомба уже взорвалась, и осколки могли долететь до него в любую минуту. Нужно быть трезвым и готовым ко всему, иначе…
Может быть, позвонить Татьяне? Возможно, она уже прочла статью и сходит с ума от беспокойства.
Впрочем, очень может быть, что и не сходит. Он ведь бросил ее тогда, как последний трус, просто прыгнул в машину и смотался, увозя десять тысяч долларов — Иудины деньги, — и свой позор. И потом, там этот незнакомый мужчина. Где же все-таки Андрей мог слышать его голос?
Он хлопнул себя по лбу, вспомнив, что завтра у Татьяны Тарасовой день рождения. Ай-яй-яй, Андрей Валентинович… Как же это вы, а? Он потянулся к телефону, но в последнюю секунду передумал и отдернул руку от трубки. Он словно наяву услышал ее сухой голос, которым она обронит короткое «спасибо» в ответ на его неуклюжие поздравления. «Нет, — решил он, — не буду звонить. Ей это не нужно, а мне., а я перебьюсь. У меня хватило смелости на то, чтобы взять себя в руки, вернуться в Москву и написать эту статью. Могу ли я позволить себе после такого подвига смалодушничать хотя бы в мелочи? Павка Корчагин сказал бы, что я не имею на это права, но он был обыкновенный псих и плохо кончил.