Сними панцирь! (Журавлева) - страница 34
Только у нас такое солнце. Большое. Чистое. Оно садится в песок и сразу подпрыгивает. Ему горячо! Опять солнце забыло, что песок такой горячий. От песка брызги вверх летят. Тоже горячие. Красные, во всё небо. Солнце теперь боится закатываться. Осторожно трогает наш песок. Боком. Песок вроде немножко остыл. Тогда солнце опять начинает садиться.
Садится, садится…
— Смелее! — кричит папа. — Ещё чуть-чуть!
— Давай! — кричу я. — Давай, не бойся!
— Уф, кажется, село! — говорит папа. — Я даже вспотел… Без нас бы ему сегодня не сесть. Чувствуешь, какой песок?
Я чуть не обжёгся. Потом я песок под собой разгрёб, ничего. Папа тоже разгрёб.
— Человек должен на одном месте жить, — говорит папа.
— На этом месте? — спрашиваю я. Хорошее, конечно, место.
— На любом, — говорит папа. — На каком-нибудь Только тогда он может в землю врасти, и земля человеку прекрасна.
— Но корней же у человека нет, — говорю я.
— Ошибаешься… Только у человека и есть корни, мы просто не замечаем.
— У меня нет, — говорю я.
Я думал, что папа шутит. Он так иногда шутит, что сразу не поймёшь. Марина Ивановна говорит, что она никогда сразу не разберёт, когда папа шутит, а когда нет. Но сейчас папа говорит серьёзно. У него глаза такие, серьёзные.
Я тоже стал серьёзный…
— Ты чего надулся? — говорит папа. — Что-то мы с тобой сегодня грустим. К дождю, что ли?
Я не знал, что мы сегодня грустим. Оказывается, папа грустит. Мы на «нашем месте» сидим, а папа грустит. Значит, он опять про маму подумал. Что вот мама не сидит с нами.
— Ты лучше отдыхай, — говорю я.
— Я отдыхаю, — улыбнулся папа. — Я с тобой отдыхаю душой.
Но глаза у него всё равно серьёзные.
— Вот вы куда забрались! — вдруг говорит кто-то.
Я даже вздрогнул. Это, оказывается, тётя Надя. Папа тоже удивился:
— Как это вы нас нашли, Надежда Георгиевна?
— А вас далеко видно…
— Чуть бы пораньше, — говорит папа. — Такой был закат!
— Я видела… Действительно — зрелище. Лёдик, я посижу с вами, можно?
— Что за вопрос? — говорит папа. — Конечно, можно.
Она же не его спрашивает. Это «наше место», мы тут с папой всегда сидим. Вдвоём. Но пусть тётя Надя тоже посидит, раз пришла.
— Красиво у вас, — говорит тётя Надя. — Будто сквозь жёлтое стёклышко. Помните такую игру?
Тётя Надя, когда была маленькой, в волшебные стёклышки играла. Разных стёклышек наберёт и смотрит. В зелёное смотрит — будто кругом лес, глаза от зелени ломит. Или в красное. Будто на солнце. Или в жёлтое стёклышко. Всё вокруг такое лимонное, как сейчас. Папа, наверное, тоже эту игру помнит?
Папа смутно помнит. Это девчачья игра. Девчонки бегали с какими-то стёклами, он помнит. А папа уже тогда мух во дворе ловил и на булавки насаживал. Он слишком рано зоологом стал, так его детство прошло. Даже в футбол никогда не играл.