В чем заключается государственная забота? Мясо каждый день? Добровольно-принудительная профориентация? Воспитательные беседы, когда каждому говорят одно и то же?
Лично мне этого мало.
Не буду утверждать, что я был бы более счастлив со своим отцом: он занятой человек и вряд ли сумел бы уделять мне много времени. Но под опекой государства я счастлив не был, потому что все окружающие были ко мне равнодушны, все они всего лишь исполняли свою работу по восемь часов в день семь дней подряд, ведь в свое время их тоже к этому добровольно принудили. Это равнодушие хуже любой строгости, потому что строгость – это признак тревоги за человека, а равнодушие... Оно и есть равнодушие. Даже когда кого-то из нас склоняли к выбору той или иной профессии, это делалось только потому, что на том или ином заводе в перспективе не будет хватать технологов именно этого профиля.
Вы скажете, что я неблагодарный, потому что меня кормили, учили и так далее... Я не привык быть благодарным за то, чего не просил, и, например, моя покойная мать не требовала от меня благодарности за материнскую заботу.
Зачем я все это пишу, если знаю точно, что такое письмо до Вас не дойдет?
Я хочу высказать это, чтобы хоть кто-то прочитал.
Артур Скерин»
Он удивился, как мало вышло на бумаге. Прочие продолжали корпеть: «Если бы я был Вашим сыном... дочерью... »... Самые маленькие от усердия высунули языки. Он никогда не мог похвалиться подобным усердием. Он вложил письмо в конверт, заклеил и оставил на столе.
И очень отчетливо ощутил, что его – нет. Он сам себя изъял из этого мира, и поставил за его грань.
Через три дня за ним пришли на урок и даже не позволили забрать вещи.
На допросах спрашивали фактически одно: кто его надоумил? Кто подговаривал? Кто подстрекал? Кто наставлял?
На очных ставках сводили с учителем литературы, с директором, со всеми по очереди из его отряда, даже с Яной и ее друзьями, чьи адреса нашлись у него в записной книжке.
Он хотел быть героем во времена, когда живые герои уже не требовались.
В такие времена обществу нужны живые враги.
– Садитесь.
Ноги подогнулись, как не свои. Глухо скрипнула темная стеганая кожа. Спинка кресла уютной раковиной обняла спину.
Ее взгляд был бесстрастен и пристален. Она не разглядывала – смотрела. Исходила душистым дымком взятая на отлет сигарета в черном мундштуке. Когда пепел был готов упасть, Она медленным точным движением пронесла мундштук перед собой и стряхнула серый столбик в пепельницу на журнальном столике.
– Как видите, письмо дошло и было прочитано. Лучшим его назвать, конечно, нельзя... – Она позволила себе четверть улыбки, – но ваше желание исполнилось, не так ли?