Родная земля (Бак, Тхиеу) - страница 71

Поверьте мне, дорогие друзья, уже много лет из-за этой самой лодки меня мучает совесть. Да и не меня одного, а и Диня, редактора нашей газеты. Мы с ним, понимаете, несколько лет назад взяли лодку у наших земляков из Сео-Дыока и до сих пор не смогли ее вернуть…

А в тот год жителям Сео-Дыока приходилось очень трудно.

Мы, газетчики, поначалу скрывались в окрестностях села, но, когда противник создал отряды так называемой «гражданской обороны», которые проводили одну облаву за другой, мы больше не могли там оставаться. Ушли в джунгли, где основали нашу редакционную базу: у нас был старенький радиоприемник и допотопный ротатор. Чтобы не умереть с голоду, мы питались речными ракушками. И все-таки ухитрялись писать и печатать короткие статьи, содержащие важные новости.

Так и шла работа месяцев пять или шесть, вплоть до самого конца пятьдесят девятого года. А потом мы получили приказ перебраться в другой район, где нужно было создать нечто вроде походного агентства печати.

Нам предписывалось поздно вечером спуститься к реке, где будет ждать лодка. Взвалив на спину аппаратуру, мы с Динем с трудом выбрались из леса и вышли на берег, оба промокшие до нитки. Там спрятались в кустах и стали ждать. Но ждали напрасно: никто за нами не приезжал. Прошел час, другой, и по-прежнему — ничего. Нас уже била нервная лихорадка. Уйти отсюда по суше не было никакой возможности, а ведь в приказе ясно сказано, чтобы мы уходили немедленно. И все это происходило в ночь на двадцать восьмой день последнего месяца года, накануне Тета. Согнувшись под тяжким грузом, мы брели вдоль реки, то поднимаясь вверх, то спускаясь по берегу вниз, и ждали, ждали…

Тут Динь возьми и скажи:

— Боюсь, что ребята, которые должны были приплыть за нами, попали в засаду.

Я ответил не сразу:

— Может быть… Но обождем еще немного…

Кто знает холодный пронизывающий туман наших ночей, венчающих старый год? Пустынные, унылые берега? Ночь так темна, что не видно ни зги. Холод пробирает до костей, но мы не смеем закурить; донимают москиты, но мы не смеем даже хлопнуть себя по щеке. Прячась в кустах, пожираем глазами реку. И по-прежнему — ничего.

Наконец Динь говорит шепотом:

— Теперь, Бай, больше нет никакой надежды. Надо идти в село и достать лодку. Другого выхода нет.

Я согласен. Кидаюсь исполнять приказ. Динь торопливо шепчет:

— Гляди в оба, друг! Что, если тебя схватят?!

С гранатой в руках я неслышно выбираюсь из мокрых кустов.

У кого попросить лодку? Первой приходит на ум семья дедушки Тама. Эта семья непоколебимо верна партии и революции — она сохраняла эту верность в самые тяжелые, страшные времена.