Когда мы сидели с ней, обсуждая дальнейшие действия, зазвонил телефон. Это была Любочка поэтому, нажав кнопку громкой связи, я ответил: «Да».
«Вам звонят из прокуратуры». Я вздрогнул и тут же перевел громкую связь в тихую. Меня очень пугают такие звонки. В них никогда ничего хорошего не бывает. Мои глаза поднялись на Крысу. Она не шелохнулась. Мне пришлось дополнить свой взгляд словами: «Могу я поговорить один?» Крыса недовольно поднялась и вышла.
– Любочка, кто там? Зачем мы прокуратуре?
– Он сказал, что его зовут Новиков. Что вы знаете.
Капитан Новиков, он же Писатель, был следователь по делу Химика. Я, немного подумав, согласился на разговор.
– Господин Мезенин, мы могли бы увидеться?
– Что-нибудь случилось?
– Да. Вроде того. Когда вы можете к нам подъехать?
– А что такое?
– Лучше не по телефону.
Я решил ехать сразу. Терпеть не могу ждать неприятностей. Интересно, почему они каждый раз случаются после того, как я напьюсь?
В машине я включил Бреговича, купленного недавно по совету Антона. Низкий раскачивающийся бас Эгги Попа, который и не пел вовсе, а низко и сочно докладывал обстановку. Это насыщало пространство вокруг меня какой-то мрачной энергией:
I know that you have got the time
Coz anything I want, you do
You'll take a ride through the strangers
Who don't understand how to feel
А потом глубокий низкий припев со странным славянским хором в его конце:
In the deathcar, we're alive
Я вошел в прокуратуру. Грязный свет жужжащих дневных ламп. Местами отодранный линолеум. Дермантиновые двери. Доска почета. Дежурный переписал мои паспортные данные и тяжелым похмельным голосом сказал самому себе: «двадцать восьмой».
– Я – двадцать восьмой? По счету?
– Кабинет двадцать восьмой. Второй этаж.
Двадцать восьмой кабинет чем-то напоминал своего хозяина: неуютный, невзрачный, мрачноватый. Писатель поднял голову. Мешки под глазами. Много работает? Еще больше пьет?
– Здрасьте, – сказал он, немного щурясь, как будто от меня исходило сияние. Спасибо, что пришли. У нас тут такие дела…
– Что случилось?
– Лилия Донская умерла. Жена вашего друга. Основная версия – самоубийство. Есть записка.
Это очень неприятное ощущение – моментально высохший рот. Как будто тебе туда напихали ваты. Я попробовал пошевелить языком. Затем я облизал кончики губ. Покачал головой. Оперся рукой на спинку стула. Сел без приглашения. Затем, как Матвей, попробовал пощупать свой пульс. И наконец решился открыть рот.
– Я вчера у нее был.
– Да? – он ничуть не удивился. – В котором часу?
– Днем. Между двенадцатью и двумя. Можно воды?