Пэтси сегодня не выйдет в свадебном платье. Значит, выйду я – у нас один размер. За кулисами я на ходу сбрасываю платье, чтобы облачиться в свадебный наряд и заменить Пэтси в финале.
Выстрел на демонстрации парижских коллекций, может, и не совсем обычное дело. Но я твердо знаю: шоу должно продолжаться.
Меня зовут Лебедь, и я – супермодель.
Казалось бы, этим все сказано. И все же… Да, я так выгляжу, да, я столько зарабатываю, но только общепринятый образ супермодели не имеет ко мне ни малейшего отношения. Зрители видят внешнюю оболочку, профессиональный имидж. Но что они знают о моей душе? Ничего.
И никогда не узнают. Я очень замкнутая и скрытная. Конечно, сейчас все знаменитости так говорят, но в моем случае это чистая правда. «Лучшее нападение – защита», – эти слова мамы (или нянюшки, точно не помню) я слышу до сих пор, как в наушниках плейера. Выставлять себя напоказ, говорили мне, – страшный грех, а бабушка была твердо уверена, что на газетной полосе имя порядочного человека появляется в жизни дважды – в колонке «Поздравляем с рождением ребенка» и в некрологе. Если так, то я ужасная грешница, но именно дорогая бабуля собирает теперь все заметки обо мне и с гордостью демонстрирует гостям толстенный альбом с вырезками и фотографиями.
Конечно, Лебедь – не настоящее имя. Я была крещена как Лавиния Шарлотта Кристофер Фредерик Крайтон-Лейк. Необычное имя для девочки, но объясняется все очень просто. Отец хотел назвать меня Лавинией в честь своей матери, а мать – Шарлоттой в честь своей. Вот я и получила оба имени, а в придачу – чтобы все было по-честному – еще и имена двух дедушек. Отец в детстве называл меня Лавинией, мать – Шарлоттой, а старшая сестра Венеция (как первенца, ее назвали в честь романтического медового месяца в Венеции, «хорошо еще, что они не поехали тогда в Позитано», – ворчала бабушка) и брат Гарри дразнили меня «Лавишка-худышка». Я была самая младшая, и, конечно же, никто в семье не относился ко мне серьезно, но мне кажется, я уже тогда знала, что многого в жизни добьюсь: вот вырасту, думала я, и всем вам покажу! Хотя я действительно была худышкой. Вообще никто не мог понять, в кого же я пошла: отец русый, мама называла свои волосы золотисто-каштановыми, Венеция – пепельная блондинка, Гарри – светлый шатен. Я же брюнетка. Черная как смоль. Чернила, уголь, вороново крыло. И потом, моя кожа. Потрясающе белая. Не молоко-сливки, а слоновая кость, согретая ярким румянцем на щеках. До семи лет я носила длинные черные локоны и челку, но потом мама отвела меня в салон «Видал Сассун», откуда я вышла с очень коротким, идеально правильным каре. Все говорили, что я стала похожа на маленькую японскую куколку. Может, именно поэтому представители могущественной японской компании предложили мне мультимиллионный контракт на пять лет – рекламировать новую косметику, которую они решили выбросить на рынок, чтобы основательно внедриться в американскую Империю красоты. Я, хотя и оставила за собой право расторгнуть контракт через три года, все же приняла предложение, и японцы в знак признательности назвали эту серию косметики СВАН, то есть ЛЕБЕДЬ.