— Послушай. Я знаю привычки и обычаи твоих людей: не пить молоко животных. Я обязательно предупредил бы тебя, если бы хорошенько подумал. Никто из тех, кто ел вместе с нами, не знал, что молоко может повредить тебе. Уверяю тебя, они и не думали смеяться над тобой.
Она колебалась. Он говорил очень искренне. В этом она была уверена. Но все таки…
— Эти люди готовят пищу из молока животных? И они делают так всегда?
— Всегда, — сказал Доро. — И они еще пьют молоко. Таков их обычай. И чтобы получать молоко, они специально держат крупный рогатый скот.
— Отвратительно! — Энинву произнесла это с негодованием.
— Во всяком случае, не для них, — сказал Доро. — И ты ничуть не оскорбишь их, если скажешь им об этом.
Она взглянула на него. Казалось, что он не давал никаких приказаний, но у нее не было сомнения, что одно все-таки последовало. Она не сказала ничего.
— Ты можешь стать животным, как только захочешь, — продолжил он. — И ты совершенно точно знаешь, в их молоке нет ничего дьявольского.
— Но это молоко предназначено для животных! — сказала она. — А сейчас я не животное! Я просто-напросто не хочу есть молоко вместе с животными!
Он только вздохнул.
— Ты знаешь, что тебе придется измениться, чтобы привыкнуть к местным обычаям. Ведь не могла же ты прожить больше трех сотен лет без того, чтобы не привыкать к новым обычаям.
— Я не буду больше пить это молоко!
— Тебя никто и не заставляет. Только оставь в покое других и разреши им пить его.
Она отвернулась от него. Ей еще ни разу за столь долгую жизнь не приходилось жить среди людей, которые нарушали этот запрет.
— Энинву!
— Я буду подчиняться, — пробормотала она, а затем повернулась к нему с вызывающим выражением. — Когда у меня будет свой собственный дом? Мой собственный очаг, где я смогу готовить пищу?
— Когда ты научишься сама вести хозяйство. Что ты можешь приготовить сейчас из тех продуктов, которых ты никогда не видела? Сара Катлер научит тебя всему, что тебе необходимо знать. Скажи ей, что от молока тебе становится плохо, и она будет учить тебя готовить без молока. — Его голос чуть смягчился, и он присел на кровать. — Это из-за молока ты так плохо чувствуешь себя?
— Разумеется. Даже мое тело чувствует это отвращение.
— Но из-за молока еще никогда и никому не становилось плохо.
Она молча смотрела на него.
Он просунул руку под одеяло и очень мягко погладил ее живот. Ее тело почти утонуло в пуховой перине.
— Тебе пришлось самой лечить себя? — спросил он.
— Да. Но при таком количестве пищи мне понадобилось очень много времени, чтобы выяснить, что именно послужило причиной.