– Ничего ты не дура, а что касается иллюзий, то мне знакомо это чувство, я и сама люблю кино, увы, последнее время у меня у самой жизнь похожа на кино – сплошные драмы… Но не будем о грустном. Ты покормила своего кота?
– Подожди. Раз мы уж заговорили о кино. Знаешь, я еще тогда собиралась тебе сказать, что видела твою ненормальную у нас в библиотеке. Я не могла завести ей формуляр, так она отправилась к нашей заведующей, а та ей все устроила… Но не в этом дело. Не такая уж она и ненормальная. И тоже интересуется кино. Она взяла несколько журналов о кино и энциклопедию…
– Да? – удивилась Юля. – Вот это новости. Теперь поподробнее, пожалуйста…
* * *
В ее блокноте появилось много новых записей, частью которых она была обязана Наташе Зиме, остальными же – девушке Зине. Юля, понимая, насколько в будущем ей может пригодиться сотрудница информационного центра, решила оплатить ее работу стодолларовой купюрой.
«11. Электронный адрес принадлежит правительственному работнику по имени Шалый Виктор Андреевич».
Через Корнилова ей удалось узнать, что этот Виктор Андреевич – чисто административный работник, тихий и не имеющий веса не то что в правительстве города, но и в собственном отделе, занимающемся сельским хозяйством области. Так, мелкая сошка. Кроме того, он предпенсионного возраста, за что его пока еще и терпят на такой высокооплачиваемой должности. Но фамилия Шалый напомнила ей еще об одном Шалом – директоре фирмы «Фарма-Инвест», почти официальном любовнике погибшей Марины Бродягиной. Только того звали Андреем Викторовичем, и он запросто мог оказаться сыном Виктора Шалого. Как бы то ни было, но это именно Шалый-старший принял ее электронное письмо, которое она отправила из загородного дома Крымова, причем наобум, воспользовавшись скупой корреспонденцией, присланной, в свою очередь, на имя Крымова. Следовательно, Шалый-старший и передал кому-то о ее желании встретиться, а поскольку обратный адрес у последнего письма выходил как крымовский, значит, и тот, на которого работал старик, каким-то образом имеет отношение к исчезновению Крымова. И человека этого Юля видела собственными глазами.
«12. Составить фоторобот человека, пришедшего на встречу».
И вот, наконец, самое трепетное, самое невероятное, о чем она узнала только что и что носила, как ребенка, под сердцем, боясь, что его кто-то сглазит или кто-то, кто ничего не должен об этом знать, узнает от той же продажной и чрезмерно исполнительной Зины:
«13. Крымовы „засветились“ в Киеве, откуда вылетели (как это ни странно!) в Берлин!»