Жуткая какофония делала темноту еще соблазнительнее. Вокруг выли сирены, люди говорили, кричали.
Но из всех звуков выделялся один голос. Голос казался глубоким, успокаивающим, отводящим боль.
Она старалась сосредоточиться на нем, приблизиться к нему.
— Держитесь, пожалуйста, держитесь. — Звуки, которые издавал Голос, наконец сложились в слова. «Скорая» уже рядом. С Джоем все в порядке, ему нужно…
Она застонала.
— Мэм? Вы меня слышите?
От боли она опять стала проваливаться в темноту.
— Как ваше имя? Вы можете говорить?
У нее в мозгу крутилось что-то, не дававшее покоя, не отпускавшее в манящую темноту.
— К-Кейт.
Ей показалось, что она выкрикнула свое имя, но успокаивающий голос опять требовательно спросил:
— Как?
Она глубоко вздохнула, усилив тем самым боль, и повторила:
— Кейт.
— Кейт, — эхом прозвучал успокаивающий голос. А фамилия?
Ей хотелось слышать этот Голос, он приносил ей успокоение. Ей был нужен этот Голос. Он давал надежду… что с Джоем будет все в порядке… что с ней все будет в порядке.
Она опять глубоко вздохнула. Теперь уже боль не удивила ее.
— Барнет.
— Кейт Барнет. Вы в порядке? Кому я могу сообщить о вас?
Кейт казалось, что она отрицательно покачала головой, но, вероятно, она ошибалась, потому что Голос опять повторил вопрос:
— Кейт? Кому я должен позвонить и рассказать о случившемся? Я видел у вас лицензию графства Мэдисон. Там есть кто-то, кто будет беспокоиться?
Она облизнула пересохшие губы и опять с трудом вздохнула.
— Нет… нет. Только… Джой.
— А его отец?
— Нет… отца. Ушел.
Ей послышалось глухое проклятье, и Голос произнес:
— Держитесь, Кейт. «Скорая» уже на подходе.
Она ненавидела себя за то, что собиралась произнести. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поклялась, что никогда никого ни о чем не попросит.
Но теперь не время думать о своей гордости. Она должна сделать все, чтобы Джой не попал в руки государственных чиновников.
Ее мать часто сидела без работы, и Кейт на себе испытала, как государство заботится о детях. В лучшем случае оно безразлично к ним, но чаще относится гораздо хуже, чем родители, хотя обвиняет их в плохом обращении с детьми. И Кейт поклялась своему сыну в ту минуту, когда он родился, что сделает для него все и будет заботиться о нем сама.
— Джой…
Крепкая рука дотронулась до нее.
— С Джоем все в порядке. Он не ранен.
— Джой… — повторила она. С колоссальным усилием она открыла глаза, хотя смотреть мог только правый глаз. Перед ней стоял на коленях красивый мужчина. Его квадратный подбородок был твердым, волевым, рот озабоченно сжат, морщинки окружали карие глаза, опушенные густыми ресницами. Как ей осмелиться попросить его? Как она может попросить кого-нибудь?