Она обернулась, слегка испуганная.
– Господи, отец, я и не слышала, как ты вошел.
– Мэрион, ты меня когда-то папой называла. Зачем теперь так официально – «отец»?
– Это же одно и то же, разве нет? – Она говорила ровным, бесстрастным тоном, словно с пациентом. – Отец – тот же папа, только он стал старше годами, и к нему надо относиться с должным уважением.
– Очень признателен за разъяснение. – Он сделал кислую мину, но все-таки подошел к ней и поцеловал в щеку – Ну что, нашла что-нибудь, что тебе в доме пригодится?
– Да, вот фарфор мамин. Твоя хозяйка, можешь быть уверен, его все равно не оценит. Она ведь, кажется, совсем молодая?
Стало быть, уже в курсе дела, Сара постаралась, надо думать. Он, не отвечая, прошел на кухню.
– Почему ты молчишь, это секрет какой-то, что ли? – она двинулась за ним следом.
Бену противно было осознавать, что его так быстро заставили оправдываться.
– Какие секреты? Тут просто не о чем говорить. Я там пробуду совсем недолго, месяца два, пока не подыщу себе сносное жилье.
– Она ведь вдвое тебя моложе, отец.
– Ты тоже, Мэрион, и есть даже моложе, чем вы обе.
Она пристально на него смотрела сквозь очки в металлической оправе. Не выносил он этот ее взгляд. Под ним он чувствовал себя как школьник, которого поймали в ту минуту, когда он запустил в учителя бумажным катышком.
– Хватит ерничать, Мэрион. Она моя хозяйка, а не любовница.
– Тогда почему ты мне о ней не хочешь ничего сказать?
– А зачем, за меня ведь Сара все сказала.
Она тяжело вздохнув махнула рукой и ушла в соседнюю комнату.
Бен плеснул себе клюквенного сока, уселся в кресло. Что такое случилось с Мэрион, когда все это произошло? Таким была веселым ребенком, никаких комплексов, залезала к ним с Бетти в постель, засыпала, обхватив ручонкой его большой палец. Иногда, подшучивая над ней, он высвобождался, и она, не просыпаясь, принималась ощупывать все вокруг в поисках исчезнувшей опоры.
Но с возрастом она становилась все более невыносимой, вечно такая хмурая, раздраженная – ни на Бетти не похожа, ни на него. «Ты уверена, что нам в больнице не подменили ребенка?» – не раз приставал он к жене, но Бетти только твердила, что девочка вся в него, пусть даже он этого и не замечает.
Может, Бетти была права, может, дочь и правда переняла все самые скверные черты его характера, доведя их до крайности. Он человек волевой, она – упрямая, он бывал пристрастным, она – нетерпимой, он, случалось, раздражался, она же просто уничтожала тех, кто ей неприятен, и не кулаками, а своим холодным интеллектом, который не раз использовала с беспощадностью и злобой.