Глиста ссыпался со склона, догнал Уртханга и пошел рядом. От него попахивало шатром.
— Воняет, однако, — честно сказал Ник.
— Опять нагажено по углам, млеха мама, — раздраженно сказал Глиста.
— Так ты что, навернулся, что ли?
— Ну, навернулся не навернулся, но сложности есть, — уклончиво сказал Глиста и поморщился.
— Пойди помойся, — велел Ник. — До моря две минуты.
— Я пойду, — агрессивно сказал Глиста. — Но ты учти, командир, тебе сегодня ночью в это лезть. Думай.
— Подумаю, — пообещал Уртханг.
На дальних холмах трещали цикады. Последние стрижи и первые редкие лиссы со свистом проносились высоко на головой. Было хорошо.
— Слушай, Хайнге, — сказал Ник, — вот ты сейчас в Сенейе. На берегу моря. Люди сюда отдыхать приезжают. Ты разве не радуешься?
— А чего радоваться? — пробурчал Глиста. — Море и море. И вообще никакое это не море, а лужа. Только охренительно большая и соленая. Это ж не Океан.
— Но ведь соленая, — мечтательно сказал Уртханг. — И вообще, есть предположение, что раньше море было заливом Океана.
— Это у вас предположение, — ворчливо сказал Глиста. — Мы знаем совершенно точно, что было. Даже реставраты делали, цветные. Кайбалу из Башни делал. Раньше между Ай-Рагирскими Столбами пролив был. Потом поднялось. И мелкая часть пересохла. Давно.
— Хе, — задумчиво сказал Уртханг. — Вот как. Так, получается, Бетранская долина когда-то была дном Океана?
— Была, — подтвердил Глиста и плюнул в кузнечика. Не попал. — Так то когда было. Мало ли что раньше было? Всякая блядь целкой была.
— Так тебя в море не тянет? Хотя бы искупаться? Вода ж парная, я вообще никогда такой не видел, только в бадье.
— Там в воде живность всякая, я ее шугаюсь, — убедительно пояснил Глиста. — И вылазишь потом весь соленый, хоть иди мойся.
— А телу приятно, — чувственно сказал Уртханг. — Истинное наслаждение. Как будто вода тебя гладит, обнимает… По спине такой озноб пробегает, а ты изогнешься и в глубину с головой…
— Тьфу ты! — не выдержал Глиста. — Что ты, млех, несешь? Какой озноб? Хоть дрочи на твои рассказы! Вода и вода, от нее даже чище не становишься.
— Ничего ты не понимаешь, огрубел ты душой и зачерствел сердцем, как прошлогодняя портянка, — резюмировал Уртханг. — Кстати, имей в виду, с завтрашнего полудня сквернословить в отряде строго запрещается. Надоело мне это с утра до вечера слушать. Показали удаль? Объяснили всему миру, что вы тоже умеете? Новые трехступенчатые с присвистом попробовали? Все, хватит! Извольте говорить нормальным человеческим языком!
— Это который ненормальные недолюди придумали? — вдруг засмеялся Глиста. — Ученые всякие, маги и поэты?