— А с командиром ты вина выпить или поговорить не можешь?
— Слушай, ты меня запутал, — разозлился Томори. — Как было славно, пока ты молчал! А теперь я уже не понимаю, кого, по твоему, надо это самое? Фантом или женщину? Или женщин не мучить?
— На фантом нужно три дня работы умелого и старательного мастера, со змеиной улыбкой сказал Глиста. — Энергии — ну, скажем, на хороший пятый уровень. Расходного материала сотни на две. Еще некоторые дополнительные условия. И хорошую плотность он будет держать дней десять. А потом начнет расплываться. А женщина сколько стоит?
— Ну, двадцать, двадцать пять, — сказал Уртханг. — Еще ж смотря какая. Можно и за трешку найти.
— Так если тебе главное — от давления на мозги избавиться, — сказал Глиста, — сам смотри, что тебе проще, что дешевле. Рука не может подвести бойца. Только все-таки: при чем здесь женщины?
— Вот и я не знаю, — решительно сказал Уртханг.
— Все, заморочили, — с легким ужасом сказал Томори. — Каждый раз одно и тоже. Каждый раз я начинаю с вами разговаривать, зная все, и заканчиваю, не зная ничего!
— Значит, каждый раз умнеешь, — улыбнулся Уртханг.
— Надоело умнеть, сил моих нет! Дани, скажи им, чтоб они от нас отстали! Я уже согласен на полуцивилизованную полуобнаженную женщину. Я согласен даже на совсем цивилизованную, медленно дичающую под музыку у меня на глазах! Я не буду это самое, я буду с ней разговаривать! И никогда не позволю себе мучить фантомы, потому что в них вложен труд мастера и на две сотни всякого хлама.
— Пойдемте еще раз окунемся, — предложил Шольт.
— А не холодно? — подозрительно спросил Уртханг.
— Какое там холодно! Хотя вы, южане, народ зябкий.
— Ладно, не дразнись. Пойдем, — Уртханг поднялся, ладонями обтряхивая с тела песок. Тут же вскочил Томори.
— Раз нет женщины, выходящей из воды, — сообщил он, разбегаясь, пусть будет мужчина, в воду входящий!
— А пены-то, пены! — простонал Шольт, отскакивая от веера брызг. Прямо не человек, а бутылка кериваля!
Глиста смотрел им вслед с загадочной улыбкой. Потом покопался в складках своего одеяния и вытащил маленький жезл, не длиннее девичьих кинжальчиков. Начертил им на песке несколько знаков, провел линию и переместил несколько амулетов у навершия. Потом заговорил.
Когда пловцы вернулись на берег, рядом с Глистой сидела девушка. В простеньком ротонском платье и босиком, со старой книгой на коленях.
— …об эгоизме, эгоцентризме и солипсизме, — говорил ей Глиста безмятежно. — Разница есть, и она существенна. Члены этой триады вовсе не отрицают друг друга, но они отнюдь не одно и то же. Все создано для меня; все измеряется мной; ничего нет, кроме меня.