— Напомни, — попросил учитель. — То, что ты, негодяй, осквернил один из самых древних городов империи, я знаю прекрасно. А вот каким пакостям тебя при этом учил достославный Томориранга?..
— Ну, — Меррен помялся, словно ему было неохота говорить, потом махнул рукой и начал. — Когда мы ворвались в стены Эркетрисса, то убивали, конечно. Все убивали, и особенно себя в этом не стесняли, потому что осада была долгой, все устали, обозлились до последней крайности и даже больше, да и с нашей стороны убитых было уже немало. Но поведение Тори казалось поразительным даже посреди этого безумия. Он уничтожал все, что видел. Он убивал направо и налево — и тех воинов, что до сих пор пытались сопротивляться, и безоружных беглецов, не успевших спрятаться, и простых жителей, и детей, и собак, которые на него лаяли… Когда он отрубил голову какой-то злополучной козе, попавшейся ему на пути, я подумал, что он сошел с ума. Мне даже стало интересно. К этому времени и наш строй, и строй противника окончательно распался, бои перешли на улицы, рассыпались на десятки отдельных мелких стычек, так что я без труда оторвался от своих и пошел за Тори. Мне очень хотелось посмотреть, как он себя ведет и что будет делать дальше.
— Это я понимаю, — улыбнулся учитель.
— Он скоро заметил меня, подозвал, и дальше мы побежали вдвоем. Я смотрел на него и поражался, как, наверное… Не знаю. Не могу даже сравнение подобрать. Больше всего на свете в этот миг я боялся, что Тори обернется ко мне и обратит внимание на мои вытаращенные глаза. Видишь ли, учитель, все, что он делал, было явно подчинено какой-то высшей цели, он делал все обдуманно, последовательно, логично — и, с моей точки зрения, совершенно бессмысленно, даже ненормально. Он забежал в какой-то тихий переулок, осмотрелся, выбил дверь в одном из домов, разыскал внутри двух молодых женщин и обеих изнасиловал. Учитель, я видел людей, которые подогревают себя перед штурмом вином, а потом еще пьянеют от крови, и тогда их начинает разбирать похоть. Тори вел себя совсем не так, скорее это напоминало… прости за сравнение, собаку, которая твердо знает, что на этот столбик надлежит пописать, дабы пометить свою территорию. Но ведь у наемного солдата нет и не может быть своей территории, тем более, в городе, захваченном для другого! Я перестал понимать его действия. Я понимал тем меньше, чем более — со своей точки зрения — осмысленно он действовал.
— Так часто бывает, — с мягкой улыбкой сказал учитель.
— Теперь я уже не очень удивляюсь, когда вижу подобное, — сказал Меррен. — Часто мне даже удается разгадать мысли другого по его поступкам. Но тогда… о, тогда я сильно удивлялся! Потом он вернулся в центр города, где на центральной площади как раз завершалось сражение. Последние защитники пытались защитить баррикады, наспех сваленные у входа в радиальные улочки, а в храме Эртайса собрались женщины и дети, и молились, прося помощи у неба. Тори собрал нескольких человек из своего отряда и пробил брешь в самой хлипкой баррикаде. Туда стали врываться другие атакующие, а он подбежал к самым дверям храма, закрыл их — одной рукой, ведь в другой у него был меч, и его атаковали со всех сторон! Потом схватил факел, укрепленный у входа, зажег его у ближайшего костра и забросил на галерею второго яруса. По его приказу несколько солдат подожгли храм со всех сторон. Обезумевшие от ужаса и ярости защитники оставили свои никчемные укрепления и бросились к дверям, пытаясь открыть их, чтобы выпустить своих родных, но Тори не подпускал их к двери и продержался на паперти в одиночку несколько минут, а затем хлынувшие на площадь солдаты империи перебили почти всех. И тут же начался маленький скандал, потому что другие офицеры наемников — да и регулярных отрядов — требовали немедленно погасить пожар. В нем-де сгорит то, что надлежит разграбить и поделить. Но Томори был непреклонен. «Имейте уважение к богам», — сказал он. — «Золото не горит, а разделить вы успеете и остывшие слитки.» Его не поняли. Но послушались. Послушались потому, что он говорил так убежденно, будто точно знал, как надлежит действовать. Увидев, что пламя уже разбушевалось и погасить пожар никому не удастся, Тори решительно ушел с площади. За пару минут до того, как обрушился главный купол. И снова я последовал за ним.