Вспышки звезд ослабли, туман попытался рассеяться, а небо плавно трансформировалось в лепной потолок незнакомой Прошкину комнаты. Он лежал на диване, а у его ложа препирались Баев и Борменталь – совершенно как старинные кавалеры за право первыми припасть к руке прекрасной дамы. Кавалеры… Кавалеры ордена…Ордена креста… Крестоносцы…Рыцари Храма…Розенкрейцеры…Братства Креста и Розы… Ветер сдувал засохшие розовые лепестки с гранитного черного камня…
Прошкина всем телом, каждой клеткой ощутил, не просто увидел, как во сне или в бреду, а именно почувствовал, как прямо у его лица поплыли, качаясь бархатные, шитые золотом тяжелые и пыльные штандарты, зашуршали шелка знамен и подбои плащей, глухо поскрипывал металл доспехов и сияла жаждущая крови оружейная сталь, испуганно всхрапывали от обилия незнакомых запахов кони. В узких каменных улочках все звуки были непривычно искажены, а чужие, безжалостно сверкающие, белого известняка здания не давали покоя глазам и прохладной тени для тела…На фоне этой белизны безнадежно яркими казались и перья плюмажей, и шитые конские попоны, и даже покрытые белесой пылью чужой земли плащи всадников. Зрелище было грандиозным – по узким улочкам струились потоки, вереницы из тысяч и тысяч воинов. Чувство священного долга превращало их в единое праведное Господне Тело, изготовленное к последней, решающей битве за обретение собственного Гроба. Армия выходила из города, и вступала в пески – такие же безнадежно белые, и безвкусно знойные как смерть. А у стены незнакомого города одиноко и плавно вертелась подобно веретену вокруг своей оси – не то в трансе, не то в танце фигурка безразличного к воинству дервиша. Это живое веретено сматывало нить времени и существования, и оставался только мертвый и бессмысленный песок, которому уже некуда сыпаться…Как песку в песочных часах…
Видение рассыпалось за долю секунды. Прошкин был уверен, что побывал сейчас в крошечном осколке, черепке своей подлинной прошлой, давно и напрасно позабытой жизни. На атеистических курсах рассказывали о такой религии – буддизм. Это когда верят, что человеческая душа появляется на земле много раз, в разное время и в разных обличиях. Вот она – единственная и жестокая правда. Человечество лишено последней надежды и успокоения – радости смертного забытья. Смерть – всего только самое большое разочарование, как любая сбывшаяся надежда. Потому что несет в себе еще одну жизнь. Она подстегивает тупой бесконечный круг рождения. Как заставить этот круг остановиться, рассыпаться на мелкие колючие осколки? Прошкин хотел спросить об этом у многочисленных присутствующих востоковедов, но из гортани только с хрипом вырвался воздух, и он разочарованно застонал.