Минут пятнадцать они колесили по городу. После контузии Николай ослеп, и тогда полгода ходил на ощупь. Потом прошло, только когда смотрел на ночные фонари, они у него были в радужных ореолах. И еще почему-то не переносил цвет «электрик».
Сразу начинало подташнивать.
Сейчас самое время вспомнить те кошмарные полгода.
Коробка у автомобиля не автоматическая, и по звуку двигателя и возникающим паузам при переключении скоростей, Николай определил, что машина идет на четвертой скорости.
Торможение. Звук останавливающихся машин рядом. Светофор, решил он. Снова машина набирает скорость.
Сила инерции тянет влево. Значит, правый поворот. Снова светофор. А теперь — налево, по большой дуге.
Николай прикинул, что примерно на таком же расстоянии, если судить от места, где его захватили, должна находиться набережная Москвы-реки.
Теперь… они будут все время двигаться прямо, главное сейчас, считать светофоры. Ведь даже если горит зеленый свет, водитель поведет себя так, что можно догадаться. Или сбросит скорость, ожидая переключения, или наоборот, надавит на педаль акселератора, надеясь проскочить. …По подсчетам Николая, он находились как раз под мостом на Котельнической.
Левый поворот, дальше, медленно, потом снова налево по большой амплитуде, торможение, и теперь направо…
Они ехали обратно.
Когда, наконец, машина остановилась, Николай задумался, как все это запомнить.
Все повороты, торможения, и снова — ускорение.
— Там-та-та, там-та-та — вдруг пропел он. — Чего это ты там? — поинтересовался похититель.
— Никогда не думал, что езда по Москве напоминает вальс, на три такта. Что-то вроде мелодий «Венского леса».
— Вот псих, — хмыкнул водитель.
* * *
Несколько раз Маша спотыкалась, и только чудом не расквасила себе нос. Она плакала и шла по переулку между двумя частями зоопарка.
Ники пропал, а Николай так и не приехал с деньгами, чтобы расплатиться…
В темноте кричали звери в клетках. А может, ей это только казалось, потому что в голове и так стоял надоедливый шум, а глаза никак не хотели смотреть в одну точку.
— Москва по ночам как вымирает, — сказала Маша вслух.
Ей захотелось услышать собственный голос помимо цокота собственных каблуков.
— Если закрыть глаза, ты в джунглях, — добавила она, и на самом деле закрыла глаза и остановилась опираясь на кирпичную стену. — Только в джунглях хищники по ночам выходят на охоту, а здесь все хищники сидят в клетках, — она хихикнула. — Лишь я, гордая дикая кошка вышла на охоту, — она продолжала стоять, не открывая глаз, и говорить, словно декламируя. Ей казалось, что она сочиняет стихи. — Бесшумно, как тень, я скольжу по прерии, и только стая гиен сопровождает меня, в надежде урвать кусок добычи. Господи, зачем мне все это?