Руки у Бартоломью так и чесались нахлобучить Уилсону на голову ближайший кувшин с вином и выйти вон, но у него не было ни малейшего желания потерять должность из-за неприязни мастера. Он проглотил несколько колких ответов, которых не постеснялся бы находчивый брат Майкл, и ответил спокойно:
— Август умер не во сне, как я думал поначалу. Глаза у него были открыты, а лицо казалось испуганным. В мои обязанности входит проверять, наступила ли смерть естественным путем.
— «Наступила ли смерть естественным путем», — насмешливо протянул Уилсон. — И как? Что вы обнаружили?
— Ничего.
— Ну разумеется, вы ничего не обнаружили, — процедил Уилсон. — Август, верно, до смерти перепугался очередного видения. А вы чего ожидали?
Он обернулся к Суинфорду с одной из своих снисходительных улыбочек, как будто утверждая превосходство собственного здравого смысла над врачебным искусством.
— Причины могли быть самые разные, мастер Уилсон, — сказал Бартоломью, скрывая гнев за ледяной любезностью. — А если бы он умер от чумы, которая, говорят, надвигается на нас с запада? Уверен, вы пожелали бы узнать об этом первым.
При виде того, как побледнел Уилсон при упоминании чумы, Бартоломью почувствовал себя отмщенным. «Прекрасно, — подумал он с несвойственным ему злорадством, — теперь я знаю, где слабое место у этого заносчивого индюка».
Уилсон быстро взял себя в руки.
— Надеюсь, вы не настолько плохой доктор, чтобы спутать чуму со старостью, — заявил он, облокотившись на стол и сложив пухлые руки, которые блестели от жирных кушаний.
Бартоломью улыбнулся.
— Будем надеяться, ради нашего же общего блага, — отозвался он. — Засим, господа, желаю всем спокойной ночи.
Он с легким поклоном удалился. Если Уилсон и впрямь сомневается в его способностях, пусть проведет несколько бессонных ночей, гадая, не грозит ли ему чума, которая, по слухам, свирепствовала на западе страны.
Он остановился, чтобы попросить Элфрита провести ночь в бдениях над телом Августа. Пока Бартоломью излагал свою новость, монах смотрел прямо перед собой, потом поднялся и без единого слова вышел из зала.
Бартоломью прошел мимо брата Майкла, и монах вышел вслед за ним в ночную прохладу.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Бартоломью, стараясь говорить небрежным тоном.
— Уже да. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, подействовало выражение лица старика. Прости, что я так поспешно выскочил, но мне показалось, меня вырвет.
Вид у Майкла в каморке и впрямь был не блестящий. Наверное, переел на обеде. Чрезмерная жадность до еды и вина уже не впервые служила монаху дурную службу.