Как практикующего врача и магистра медицины колледжа, Бартоломью вызвали на берег реки, где бледный как смерть мельник старался держаться как можно дальше от трупа. При воспоминании о том утре и о теле сэра Джона Бартоломью бросило в дрожь. Он попытался сосредоточиться на латинской скороговорке отца Уильяма и на церемонии, которой предстояло сделать Томаса Уилсона новым мастером колледжа Святого Михаила.
Наконец отец Уильям кивнул Кинрику, и тот затрезвонил в колокол, провозглашая, что церемония окончена. Студенты с гомоном высыпали из зала, за ними куда более степенно последовали профессора и коммонеры, и все двинулись к церкви Святого Михаила, где предстояло испросить Божьего благословения для назначения Уилсона. Бартоломью задержался, чтобы предложить руку Августу Илийскому, одному из коммонеров, который почти сорок лет преподавал в университете право, пока рассудок его не помутился от старости, и сэр Джон даровал ему право до конца дней жить и столоваться при колледже. Коммонеров в Майкл-хаузе насчитывалось десять: шестеро стариков, как и Август, посвятивших всю свою жизнь университету, а остальные — приходящие ученые, которые пользовались гостеприимством Майкл-хауза на краткие периоды научных изысканий.
Август устремил на Бартоломью взгляд молочно-голубых глаз и беззубо ухмылялся, пока тот бережно вел его из полутемного зала на залитый ярким августовским солнцем двор.
— Невеселый сегодня день для колледжа, — громко заявил он Бартоломью, чем навлек на себя недовольные взгляды кое-кого из преподавателей.
— Тише, Август. — Бартоломью похлопал по перевитой венами старческой руке. — Что было, то прошло, надо смотреть в будущее.
— Но подобный грех нельзя оставлять безнаказанным, — не унимался старик. — О нет. Нельзя забывать.
Бартоломью терпеливо кивнул. После смерти сэра Джона рассудок Августа помутился еще больше.
— Он не будет забыт, — заверил Бартоломью. — Все будет хорошо.
— Глупец! — Август вырвал у него свою руку, и Бартоломью изумленно заморгал. — Затевается зло, оно набирает силу и поразит всех нас, в особенности неосторожных. — Старик отступил на шаг и попытался распрямить согбенные члены. — Подобный грех нельзя оставлять безнаказанным, — повторил он твердо. — Сэр Джон намеревался проследить за этим.
— О чем это вы? — спросил озадаченный Бартоломью.
— Сэр Джон начал догадываться, — ответил Август, его выцветшие голубые глаза буравили Бартоломью. — И видишь, что произошло.
— Старик выжил из ума. — Зычный голос Роберта Суинфорда, раздавшийся прямо над ухом, заставил Бартоломью подскочить от неожиданности. Август принялся раскачиваться взад-вперед и напевать себе под нос какой-то гимн. — Видите? Он не ведает, что несет. — Он положил руку Августу на плечо и махнул Александру, управляющему, чтобы тот отвел старика обратно в его комнату. Август шарахнулся от прикосновения.