Майкл уселся в большое кресло у очага, откуда Агата обычно правила подвластным ей хозяйством. Он поерзал, устраиваясь удобнее, и вытянул ноги, словно в очаге пылал огонь. Бартоломью вернулся к скамейке и растянулся на ней во весь рост, сложив руки на животе и уставившись взглядом в затянутый паутиной потолок. Он немножко полежит, а потом отправится в постель.
— Я не только пропустил все трапезы, — заявил Майкл, — я был так занят, что не успел пожаловаться на отмерзшие ноги!
— Пропущенная трапеза пойдет тебе на пользу, мой толстый монашек, — сквозь полудрему отозвался Бартоломью.
В кухне стоял холод, а оба они вымокли, целый день расхаживая по улице под дождем. Вместо того чтобы дрогнуть в ледяной кухне, следовало бы разойтись по комнатам и уснуть в тепле.
— Когда все это кончится? — снова спросил Майкл; голос у него был отрешенный, будто мысли его занимало что-то другое.
«Он о чуме или об убийствах в колледже?» — во второй раз задался вопросом Бартоломью; мысли в усталом мозгу вновь заметались. Он спросил себя, почему он лежит в холодной кухне в обществе человека, который, как подозревал Бартоломью, мог знать больше, чем следовало бы, по меньшей мере об одном убийстве.
— Почему Элфрит оказался в твоей комнате? — сонно поинтересовался Бартоломью. Он постепенно расслабился впервые за много дней; ощущение было приятное, и он почувствовал, что его клонит в сон.
— Хм? — переспросил Майкл. — А, это я отвел его туда. Он упал во дворе. Его комната была заперта, и я отвел его к себе.
— Заперта? — повторил Бартоломью; теперь он уже боролся с дремотой.
— Ну да, — сказал Майкл отрешенным голосом. — Мне это тоже показалось странным. Но дверь была закрыта, и я не смог попасть внутрь. Наверное, один из студентов увидел, как он упал, и не захотел, чтобы его несли к ним в комнату.
Бартоломью задумался. Такое было вполне возможно. Врач знал, что три послушника-францисканца, с которыми Элфрит делил комнату, очень беспокоились, как бы их наставник, каждый день имевший дело с зачумленными, не принес им заразу.
— А ты как думаешь, когда кончится чума? — спросил он, чуть потянувшись, чтобы унять ноющую боль в спине.
— Когда Всевышний сочтет, что мы усвоили урок, — отвечал Майкл.
— Господи, какой еще урок? — спросил Бартоломью, снова устраиваясь на скамье. — Если так пойдет и дальше, не останется никого, кто мог бы что-то усвоить.
— Может, и не останется, — сказал Майкл, — но если бы Он хотел, чтобы мы все погибли, Он не стал бы утруждаться и посылать нам знаки.
— Какие знаки?
Бартоломью почувствовал, что глаза у него начинают слипаться, как бы он ни силился удержать их открытыми. Он попытался вспомнить, когда в последний раз спал, — вроде бы перехватил пару часов позапрошлой ночью?