– Натали, не тяни.
Подруга приподняла край одеяла и коснулась рукой ноги Колетт. Вернее, Колетт увидела, что Натали провела ладонью по ее голени, но…
– О боже… Я ничего не чувствую! – Колетт попыталась пошевелить пальцами, но ноги остались неподвижными. – Что… как это возможно… Я никогда не смогу ходить?!
– Пожалуйста, не кричи. Иначе сюда прибежит медсестра и прогонит нас. – Мадлен обхватила голову Колетт руками. – Тише. Ты снова будешь ходить. Просто… на это потребуется немного времени. Тебе назначат физиотерапию… Ты ведь упорная. Главное – не сдаваться.
– Нет, нет, нет!.. – Колетт разрыдалась и уткнулась мокрым от слез лицом в грудь подруги.
– В аварии ты повредила позвоночник. Самую малость.
– Самую малость?! – переспросила Колетт. – Но я ведь не чувствую собственные ноги!
– Ты только что пришла в себя. Возможно, не пройдет и недели, как ты снова будешь бегать по лестнице на свою мансарду.
Натали поняла, что сболтнула лишнее. Не следовало сейчас упоминать о работе и лестницах.
– Девочки, не обижайтесь… но не могли бы оставить меня одну?
– Ты уверена?
– Да.
– Хорошо. Мы зайдем к тебе завтра утром.
Колетт молча кивнула.
– Жан-Пьера вот-вот выпишут. Он собирался зайти к тебе.
– Он знает?..
– Да.
– Как он отреагировал?
– Был расстроен.
– Он что-нибудь сказал?
Мадлен и Натали переглянулись, ища друг у друга поддержки.
– Он что-нибудь сказал? – повторила свой вопрос Колетт. На этот раз более требовательно.
– Ну понимаешь, он был потрясен… бубнил, что это он виноват… если бы вы не поссорились… Он ведь сидел за рулем… Колетт, он страшно переживает из-за случившегося…
– Он винит себя?
– Похоже на то.
– Ему меня жаль.
– Да, Колетт… То есть нет. – Натали с трудом подбирала слова, боясь обидеть подругу или причинить ей еще большую боль. – Уверена, что Жан-Пьер любит тебя. Он ни за что не бросит тебя в та… – Она осеклась на полуслове.
– …В таком состоянии, – продолжила за нее Колетт. – Хм, ты ведь это хотела сказать, не так ли?
– Колетт, Жан-Пьер не оставит тебя. Разве ты не этого хотела? – спросила Мадлен.
– Нет. Мне не нужны его жалость и самопожертвование! – воскликнула звеневшим от слез голосом Колетт. – Чтобы он всю жизнь смотрел на меня и видел лишь искупление собственной вины… Отбывал каторгу со мной.
– Нет, Колетт! Зачем ты говоришь такие страшные вещи? Почему бы просто не признать, что Жан-Пьер любит тебя и хочет быть с тобой в болезни и здравии?
– Ну вот, мы уже говорим о пожизненном кресле-каталке! – Колетт горько усмехнулась. – Как же быстро вы забыли свои заверения о скором выздоровлении!