— Посторонись-ка, — в чулан протиснулся дед с тазом в руках, поставил его на столик, вынул чайник из печи, разбавил холодную воду в тазу кипятком. — Во, тепленькая. Заморозки уже на дворе-то. Продрог, наверное, ночью?
— Есть немного, — признался Стас и скривился от накатившего приступа тошноты.
— Чего, нехорошо, что ли? Опохмелиться?
— Не, не, на фиг. Само пройдет.
— Ну, как знаешь.
— Откуда красота такая? — поинтересовался чисто из вежливости Стас, кивнув на чуланное богатство. — Коллекционируешь, что ли?
— Да шут с тобой. Коллекционируешь, — передразнил дед и хохотнул. — Не, жена покойница насобирала тут утвари всякой, любила это дело, красоту-то наводить. Мне оно и не к чему уже, конечно, а убрать вроде как рука не подымается. Пущай себе, думаю, болтаются. Иной раз зайдешь, глянешь, и на душе как-то светлее, что ли, делается, наряднее. Ну ладно, мешаться не буду, пойду, дела поделаю, — дед вытер руки, еще раз усмехнулся и удалился.
Стас перекинул полотенце через плечо, поправил кусок зеркала и, тяжело вздохнув, посмотрел на свое потрепанное отражение. С той стороны посеребренного стекла глядели воспаленные не выспавшиеся темно-карие глаза с сеточкой розовых сосудов по краям и вокруг радужки, в обрамлении синеватых кругов снизу. Длинная уже черная щетина на впалых щеках и резко очерченном подбородке подчеркивала и без того нездоровую бледность кожи, компенсирующуюся только еще более бледным полукруглым рубцом на левой скуле. Короткие темно-каштановые волосы с едва заметными следами проседи сбились в пучки и торчали во все стороны.
— Хреново выглядишь, — сказал он самому себе, макнул в таз кусок мыла, повертел его в ладонях и размазал пену по щетине.
Сверкнуло острое лезвие, и пена, сходя с лица ровными полосами, закапала в раковину, открывая шрамы над губой, на подбородке, на шее. Закончив, Стас сполоснул бритву, вытер и положил в карман. Он зачерпнул ладонями воды из таза, медленно поднес их к лицу и, наслаждаясь приятной обволакивающей теплотой, окунулся в эту купель. Постоял так несколько секунд, задержав дыхание, и снова повторил процедуру, а потом еще раз. Наконец он снял с плеча полотенце, прижал его к своему обновленному лику, глубоко вздохнул и выдохнул с таким облегчением, будто сбритая щетина весила пару кило как минимум, и теперь, потеряв сей тяжкий груз, жить стало значительно легче.
Взяв со столика банку с зубным порошком, Стас намочил палец и обмакнул его в желтовато-белое сыпучее вещество, которое тут же налипло мелкими комочками, сунул импровизированную «зубную щетку» в рот и принялся усердно наводить там порядок. Порошок пах мятой и своей свежестью очень кстати забивал тошнотворный привкус капусты.