— Прошу простить за спартанское негостеприимство, — сказал он, подвигаясь к u-образному дивану. — Я уволил весь персонал... Они показались мне какими-то... неузнаваемыми.
Томас присоединился к Сэм, усевшейся напротив хворого миллиардера. Ни сам миллиардер, ни его интерьер не оправдали ожиданий Томаса. Видимо, насмотрелся слишком много фильмов.
— Выпьете? — спросил Гайдж. — Боюсь, у меня остался только скотч.
Сэм отрицательно покачала головой. Томас попросил одну порцию со льдом.
— Итак, — сказал Гайдж, направляясь к бару, — какие вопросы собирался задать мне друг мистера Кэссиди?
Томас сделал глубокий вдох. Учитывая то, что рассказывала Сэм в машине, он решил привнести умиротворяющую нотку, которая помогла бы мистеру Гайджу чувствовать себя раскованно.
— Разные, — ответил он. — Однако полагаю, у вас тоже накопилось немало вопросов.
Гайдж горько усмехнулся. «И все же это терапия», — можно было прочесть в его взгляде.
— Каких же?
Томас пожал плечами.
— Ну, для начала... Разве вам не хочется узнать, почему он сделал это с вами?
— О, я знаю почему, — ответил Гайдж, поворачиваясь к бутылке.
— Правда?
— Ну конечно. Это было наказание.
Томас осторожно кивнул и спросил:
— За ваши грехи?..
— Да, за мои грехи.
— И в чем же вы грешны?
Гайдж тщательно поболтал стакан с виски, словно хотел растворить кубики льда.
— Вы что, священник? — спросил он, передавая Томасу выпивку.
Томас впервые заметил, как тщательно Гайдж избегает смотреть им в лицо.
— Нет, — ответил он.
— Тогда мои грехи не имеют к вам никакого отношения.
Гайдж резко повернулся, но не к Сэм, а по направлению к ней. Его манера поведения начинала напоминать Томасу слепого.
— Психологи, — сказал Гайдж с легким презрением, — хотят, чтобы все наши грехи были симптомами, не так ли?
— Извините, мистер Гайдж, — произнес Томас, ставя свой стакан. — Может быть, вы предпочли бы...
— Профессор Байбл считает, что Кэссиди ведет с ним что-то вроде спора, — осмелилась вставить слово Сэм. — Нам нужна ваша помощь, мистер Гайдж.
Наконец миллиардер взглянул ей прямо в лицо. В глазах его отразился странный ужас.
— Спор? Какой спор?
— О том, что ничто не имеет никакого значения, — ответила Сэм, бросив взгляд на Томаса. — В это, наверно, трудно поверить, но Нейл Кэссиди верит в то, что не существует такой вещи, как... как...
— Как люди, — закончил за нее Томас — Он считает, что многое из того, во что мы верим — ну, скажем, намерения, цели, смысл, добро и зло, — просто иллюзии, порождаемые нашим мозгом.
В глазах Гайджа блеснули слезы.