– Терри! Терри! – кричала Синтия.
– В чем дело? – спросил я.
– Ее нет! Грейс нет в комнате. Она исчезла!
Я побежал за ней через холл в спальню дочери, по пути зажигая всюду свет. Промчался мимо Синтии и ворвался в комнату дочери первым.
– Я уже смотрела! Ее там нет!
– Грейс! – крикнул я, открывая дверь в стенной шкаф и заглядывая под кровать. Одежда, в которой она была днем, комком лежала на стуле около письменного стола. Я кинулся в ванную, раздвинул занавески душа, но никого там не нашел. Синтия бросилась в комнату, где мы держали компьютер. Встретились мы в холле.
Никаких следов.
– Грейс! – снова крикнула Синтия.
Мы зажгли везде свет, сбежали вниз по лестнице. «Не может такого быть, – думал я. – Просто не может».
Синтия распахнула дверь в подвал, выкрикнула имя дочери в темноту. Никакого ответа.
В кухне я сразу заметил, что дверь черного хода с новой щеколдой слегка приоткрыта.
И почувствовал, как остановилось сердце.
– Звони в полицию, – велел я Синтии.
– О Господи… – простонала она.
Я включил наружный свет над дверью, распахнул ее, выбежал босиком во двор и заорал:
– Грейс!
Послышался раздраженный голос:
– Пап, выключи этот свет!
Я взглянул направо и увидел Грейс в пижаме; на лужайке стоял телескоп, направленный в ночное небо.
– В чем дело? – спросила она.
Мы оба могли и скорее всего должны были взять свободный день после ночи, которую так весело провели, но на следующее утро отправились на работу.
– Мне правда очень жаль, – сказала Грейс за завтраком, наверное, в сотый раз.
– И больше никогда не смей устраивать нам такое развлечение, – ответила Синтия.
– Я же попросила прощения.
Тем не менее в ту ночь Синтия все же легла с ней. Не хотела спускать с дочери глаз.
– Знаешь, а ты храпишь, – заявила ей Грейс.
Впервые за долгое время мне захотелось рассмеяться, но я сдержался.
Я ушел на работу как обычно. Синтия со мной не попрощалась, не проводила до двери. Она все еще не забыла нашу ссору, предшествовавшую ложной тревоге насчет Грейс. Как раз тогда, когда нам следовало держаться вместе, между нами был вбит клин. Синтия все еще подозревала, что я что-то от нее скрываю. Да и я ощущал непонятную неловкость рядом с ней.
Синтия считала, что я виню ее во всех наших неприятностях. Глупо было бы отрицать, что ее история, эта ее тяжелая ноша, преследует нас днем и ночью. И возможно, в какой-то степени я винил ее, хотя она и не была виновата в исчезновении своей семьи.
Разумеется, нас обоих беспокоило, как все это влияет на Грейс. И способ, выбранный нашей дочерью для борьбы с домашними страхами, которые так ее тревожили, что лишь мысли о разрушительном астероиде могли некоторым образом ее отвлечь, стал источником следующего взрыва.