Ой, сотский, сотский… Змеюгу ты взял, змеюгу!
Олег Иваныч собирался дома. Разложил на лавках кольчужные чулки, рукавицы перстатые, стальные поручи, поножи, панцирь… свой, новгородский. Немецкой-то работы, тот, что у пиратского вожака ван Зельде когда-то позаимствовал, частью скинуть пришлось в лодке-то, ну, кое-что продал в Ревеле. А сейчас бы сгодились латы-то! Панцирь кой-где поржавел – отдал Пафнутию – чистить. Мечом узким взмахнул – то, что надо. Шлем… Вот этот, литовский… С забралом, с бармицей… Тяжел, однако. Может, не брать? Легким обойтись, лика не скрывающим?
Пафнутий воспротивился:
– Что ты, батюшка! А ну как стрела какая? Тяжел, говоришь, шеломец-то? Дак, чай, своя-то ноша не тянет! Да и я с тобой пойду… Позволь уж старому воину… А не позволишь, не обессудь – так уйду. Лучшей смертушки и не надо – голову сложить за Новгород, Господин Великий!
– Да и мы, чай, вместях держаться будем, – вошел в дом Олексаха, в кольчуге, с мечом коротким.
– Откель оружьице?
Смутился Олексаха:
– Настена… От мужа пропавшего осталось кой-что.
Оглоеды собрались. Кольчуги блестят, шеломы – куполами Софийскими, из-под шеломов кудри светлые вьются! Не вои – богатыри былинные!
– Ужо, постоим за Новгород!
Дедко Евфимий аж прослезился, их собирая. Един он на усадьбе и оставался – двор охранять от лихих людишек. Акинфий-то, сторож, вчера еще в ополченье ушел. Нелюдим, нелюдим – а смотри ж…
Немного погодя Геронтий, лекарь-палач, пришел. В бригантине – латах немецких – и откуда они у него? На поясе меч короткий, за плечами саадак с луком. Сел рядом с Олегом на лавку, усмехнулся:
– Невместно мне под московитом, сам знаешь.
Радостно почему-то стало на душе у Олега Иваныча – с этакими молодцами да не победить? Замерла душа в томленье сладостном. Постоим за вольный Новгород, эх, постоим! Сгинем все – не отдадим Родину врагу на поруганье! А погибнем – так за правое дело, за свободу, за вольности новгородские! За достоинство гражданина Республики, за то, чтоб не кланяться всяким, не унижаться, на брюхе не ползать…
На Загородской, в корчме у Явдохи, пили. Человек с полсорока, может, чуть поболе. Вои со стражи башенной, пара сотских да разные. Воинов лично Явдоха за собственный счет угощал. Вином твореным, исполненным – с зельем – для пущей дури, такой, что лошадь чаркой с ног сваливает. Капустой квашеной заедали, чуть сладковатой – померзла за зиму капуста-то. Как выпили, петь-плясать пошли. Да все какие-то невеселые выходили пляски. Пару коленцев выкинув, упрели танцоры – по жаре-то – в обрат потянулись, к лавкам, а кто и на улицу, охолонуть, полежать-поспать под березами на траве мягкой.