А вот и двор постоялый. Нижняя горенка – просторна, правда, темновата малость. Ну, ничего – мимо рта всяко не пронесут. Веселья маловато – не Новгород, даже не Псков, уж не Ревель тем более, где корчмы общине городской принадлежали, всяк человек вольный туда хаживал, не пития ради – общения. Обо всем в тех корчмах судачили, а уж главная тема – политика. Не то на Москве. Нет общины, нет и корчем общинных. Все люди – княжьи, все – великому князю обязаны – какие, к черту, разговоры свободные? Питейные дома – только с соизволения княжеского! Государь позволит – владеешь смиренненько, нет… ну уж тут твоя забота…
Народишку изрядно было. Купцы, подьячие, пара детей боярских. Парни какие-то перед Олегом вошли с улицы, шапки сняв, поклонились хозяину:
– Здрав будь, Неждан Онисимович!
Хозяин – приземистый мордатый мужик с маленькими сальными глазками – кивнул им небрежно, Олега Иваныча же увидев – низехонько поклонился… Ба! Да он еще и плешив.
Видно, за боярина важного принял. Кланяясь, правой рукой дорогу указывал:
– Сюда пожалте, батюшка.
Олег Иваныч уютно расположился у открытого окна и, в ожидании заказанной еды, рассматривал посетителей. Так, ничего, вернее – никого – интересного. Обычные люди. Правда, вон та компания подьячих в углу уже изрядненько поднабралась. Песни запели:
Моя дочка ледаща не ночуе дома,
Моя дочка ледаща не хоче работати,
Да как приде неделя, иде в корчму пити!
Однако – и репертуар у них! Похабная какая песня-то… Про дочку-алкоголицу… Только что без ругательств – за то штраф изрядный, а то и кнут. А вообще – ничего, если прислушаться. На «Битлз» похоже чем-то. Не, больше на «Роллингов»… «Рубин Тьюздей»… Эх, всем хорошо тут, да жаль вот, рок-н-ролл не родился еще! А так бы уж так душевно было… Ладно, не родится сам – поможем!
Девчонка хозяйская прибежала – синий сарафан, небелена рубаха, серый плат повязан скромненько. Кувшинец медовый поставила с поклоном да каравай.
– Кушай на здоровье, господине!
– А рыба где? «Кушай».
Усмехнулся Олег Иваныч, на девчонку глаза вскинул. Черна коса, тетивой татарской брови, глаза – омуты…
Мама дорогая!
Ульянка!
Как есть Ульянка!
А – не она? Ну как обознался? Проверим-ка.
– Поклон те, дева, от Гришани-отрока!
Девчонка аж поднос из рук выронила. Всхлипнула, поднос подняв, убежала.
Вот и думай…
Странная она какая-то, Ульянка. Ежели и вправду она это.
Покушал Олег Иваныч рыбу – самолично хозяин плешивый принес – чарку меда выкушал. Тьфу-ты, прости, Господи! А ведь паленый медок-то! Явная корчма – так тут неочищенный самогон называют – да еще с зельем – травами ядовитыми, дурманящими. Дурь такая – утром хоть об пол башкой больной бейся! А мед – для маскировки добавлен. Запахи сивушные отбивать. Его ж совсем мало нужно, меду-то. Капнул – и на тебе. Спьяну-то и не разберешь. Но то – спьяну. А уж Олег-то Иваныч трезв был, как слеза Иисусова. Да и привык к напиткам качественным. Паленку враз распознал. Распознав – обиделся, хозяина жутким голосом кликнул.