– Хорош медок у тебя, дядько Кузьма, – крякнув, похвалил Онуфрий. – Поди, женка варила?
– Свояченица… Ну, хорош хлобыстать, до утра-то, чай, долго.
– Стой-ка, дядько! – вдруг насторожился Онуфрий. – Чу! Вроде как кричит кто?
– Да кому там кричать-то?
Свесившись за ограждение башни, Кузьма глянул вниз:
– Есть кто тут аль нет?
– Я, милостивец! Монах из обители Дымской.
– Черт вас, монахов, по ночам носит! Ну и сиди теперь, утра дожидайся.
– Правильно, дядько Кузьма! – Онуфрию, как и Кузьме, не очень-то хотелось отворять тяжелые, скользкие от дождя ворота. Утром-то, Бог даст, перестанет дождище…
– Спаси, милостивец, – жалобно загнусавил монах, – и так весь промок до нитки. Хоть за деньгу пусти.
– А ты молись чаще, отче, – хохотнул Онуфрий, – а то ходит вас здесь ночами, аки…
– Ну-ка, помолчи, паря, – прервал Кузьма. – Эй, отче! Ты про какую деньгу сейчас помянул – про московскую али про новгородскую?
– А какая тебе любезней?
Стражники переглянулись.
– Ну что, отворяете ворота? Не то сейчас к пристани пойду.
– Да погоди ты… Вон, спускаемся уже.
Заплатив стражникам, монах – юркий плюгавистый мужичонка с бегающими глазами – натянул на голову плащ, наброшенный поверх рясы, и скрылся в дождливой тьме. Он прошел по Славне, чуть задержался у поворота на Ильинскую улицу. Постоял, поглядел куда-то и нехорошо усмехнулся.
– Ужо, посчитаемся теперь с тобою, – злобно прошептал он, – посчитаемся.
Пройдя по Славне, монах свернул на Пробойную. Шел смело, не опасаясь. Выбежавший из поворота на Рогатицу шпынь хотел уж махнуть кистенем, пришибить дурного монаха. Да тот обернулся вовремя… И тать ночной вдруг ощерился, словно увидал отца родного. Убрав кистень, поклонился приветливо – видно, знавал когда-то монаха. Да и монаха ли?
Сговорившись, дальше вдвоем пошли, лишь у Федоровского ручья расстались. Тать на Московскую дорогу пошел, через мостик, промышлять дальше, али в корчму к Явдохе, а монах к боярской усадьбе свернул, заколотил в ворота. На дворе зашлись в лае цепные псы, кто-то из дворовых слуг пробежал, грузно топая по дубовым плахам…
– Кого там черт принес?
– Открывай поскорей, пес! К господину Матоне от московских людей посланец…
Под шум дождя хорошо спалось на перине, что постелена была на втором этаже недавно выстроенного дома, посреди просторного двора, вымощенного деревянными плашками. Кроме дома, на усадьбе находился амбар, баня, конюшня и – у самого частокола – росли яблоньки-подростки. Небольшая была усадьба, да уютная. И ограду имела мощную. По двору два злых кобеля бегали, а в надвратной башенке особый человек сидел – видно, лихих людей опасался хозяин или лишних любопытных взглядов.