Шеломянь (Аксеничев) - страница 47

Это был иной мир, только похожий на реальный Чернигов, мир, где все застыло в неизменности. Наверное, вот так и выглядит вечность, философски решил Миронег, поспешая за молчаливым провожатым. Мир был нем, как проводник, только запахи продолжали иллюзию жизни. Лекарь споро шел за провожатым, уже не удивляясь, что ни единого камня, ни комка грязи не вылетает из-под его ног. Размокшая земля затвердела, и идти было легко, как по деревянному настилу.

Иногда факел провожатого указывал направление поворота. Тогда пламя изгибалось, и смола ворчливо потрескивала, жалуясь на беспокойство. Только этот огонь не умер в Чернигове. Редкие светильники на стенах домов купцов и ремесленников замерли в испуге, и пламя застыло, как часовой.

Черная Могила нависла над окольным городом, словно сжатый кулак. Даже дороги обходили ее стороной, поэтому Миронегу и его провожатому пришлось пробираться по заросшему вездесущим кустарником склону кургана. Молчаливый попутчик Миронега шел на шаг впереди, высоко подняв факел, чтобы не задевать ветки кустов. Без предупреждения он остановился, обернулся к лекарю и воткнул факел в землю. Горящая смола зашипела в мокрой земле, и факел потух, рукоять темнела в лунном свете, как остаток разрушенной крепостной стены.

Миронег загляделся на факел и не заметил, куда исчез провожатый. Он то ли скрылся в кустах, хранивших на своих ветвях кромешную тьму, то ли просто растворился в лунном свете, как посчитал сам Миронег.

Настало время назначенной встречи. Миронег ждал, но ничто не выдавало приближения нового человека. Тишина была такая, что звук собственного дыхания казался лекарю излишне громким.

– Здрав будь, хранильник, – раздался негромкий голос справа от Миронега.

– Здравствуй, коли не шутишь, – ответил лекарь, пытаясь различить собеседника через листья.

– Ты не удивлен?

– В жизни все бывает, каждый раз дивиться – отпущенного века не хватит.

– Зачем же тогда пришел? Ведь опасно… Может, все же удивлен?

– Любопытство привело. Интересно, какое дело стоит такого приглашения и приема.

– Любопытство – плохое чувство, повредить может. Репутации там, здоровью…

– Ой ли? Пугаете?

– Да нет, размышляю… А ты пуглив, хранильник?

– Надеюсь, нет. Могу даже вынести вид внешности своего собеседника.

– Это и есть любопытство. Что ж…

Из темноты выступило бледное лицо. Миронег разглядел отливающую синевой под луной густую, давно не стриженную темную шевелюру и всклокоченную бороду, казавшиеся еще темнее на трупном фоне гладкой молодой кожи. Под стерней густых усов проступали неестественно алые губы, вытянутые в строгую линию.