Двуглазка поверила. Кивнула, шагнула к незнакомому парню.
– Эге, не так скоро! Чего захотели! – взвизгнула Одноглазка. – На этот случай с нами гуляет братец. Кстати, где он?
– Вон, в роще, – подсказала Трехглазка. – Грибы ищет.
Лавочкин обернулся в указанном направлении. Из кустов торчала большая голова. Братца наверняка звали Трехрот Двуносыч. Особого ума на лице не читалось.
– Эй, брат! – проорала Одноглазка. – Тут нас обижают! Защищай!
Родственничек выскочил из-за густых ветвей, и у Коли возникло подозрение, что имя защитника все же Четырехрук.
К поясу красавца были пристегнуты четыре сабли.
– Для крестьянина он слишком благородно вооружен, – проговорил солдат, скорее себе, чем сестрам Четырехрука.
– Мы – из обедневшего дворянского рода, – высокомерно произнесла Трехглазка. – У нас такое мощное и роскошное генеалогическое дерево, что…
– Я бы на твоем месте этим чахлым кустиком не хвастался, – закончил за нее Коля.
– Бра-а-ат! – капризно завопила Трехглазка. – Оскорбляют!..
Рядовой Лавочкин заметил: Четырехрук не может быстро бегать – кривоватые ножки ковыляли, а не шагали. Солдат мысленно сравнил его с комодом: братец «разноглазок» был настолько коренаст и ширококостен, что казался квадратным.
Наконец отпрыск обедневшего рода вывалился на берег речки. Выхватив из ножен все четыре сабли, боец отчаянно закрутил ими, рискуя отхватить себе какую-нибудь часть тела, и торжественно выкрикнул тремя ртами:
– Презренный оскорбитель! Я желаю скрестить с тобой клинки!
– Скрестить?! Ишь ты, мичуринец, – нервно хохотнул Коля, сжимая рукоять единственного кинжала. – И потом, у тебя преимущество.
– Нет, это у тебя недостаток.
«Болтает ловко, да вряд ли догонит», – постановил солдат.
– Двуглазка, – сказал он. – Если ты не передумала, то самое время смываться.
Прихватив ее за руку, парень побежал к коню. Девушка не растерялась, не замешкалась.
Сестры не двинулись, полагаясь на удаль братца. Тот закосолапил вслед беглецам, крича нечто разочарованно-оскорбительное. Но Коля и Двуглазка уже садились на коня.
– Вернись и сразись со мной, уродец! – сипел Четырехрук.
– Мы не гордые, – шепнул Двуглазке Лавочкин и стукнул жеребца каблуками по бокам.
Проскакав около часа, солдат и его новая спутница сделали привал. Перекусили.
– Как зовут твоего брата? – спросил Коля.
– Не знаю почему, но Трехчленом, – ответила девушка.
– Теперь понятно, отчего он так бесшабашно у пояса сабельками машет.
Помолчали.
– А что за у вас деревня-то такая? – поинтересовался он.
– Давным-давно наши предки ушли от людей, которых мы называем уродами. По легенде, уроды смеялись над нами… над ними. Вот они и удалились на границу Драконьей долины. Там нет уродов, а драконы забредают к нам не часто. Так и живем… живут.