– Вы не так поняли…
– Ах, это я дурак?
– Ну не я же!
Картина мгновенно почернела. Будто телевизор выключили.
– Вот тебе и черный квадрат, – вздохнул Лавочкин и подошел к окну.
В небе царили всполохи драконьих факелов и почти полная луна.
– О, завтра полнолуние, – отметил парень.
Ему вдруг прострелило поясницу.
– Елки-ковырялки, так и простыть недолго!
Он вернулся в постель, шлепая по полу босыми ногами.
В теле растеклась ломота наподобие той, что бывала у Коли перед простудой. Точнее, так простуда давала о себе знать. «Неужели завтра будут жар, сопли и кашель? – в отчаянье подумал солдат. – Убийственно не вовремя!»
Ломота потихоньку утихла. Лавочкин провалился в колодец сна, откуда вынырнул живым и здоровым.
Распрощавшись с драконом-меломаном, парень пошел дальше (к сожалению, ночью, под шумок, коня все-таки кто-то сожрал, высосав из коридора башни, как моллюска из раковины).
– А что, Колян? – рассуждал рядовой, шагая по травяному берегу. – Река приведет тебя к водопаду, а там Палваныч, Страхолюдлих с гномами и, черт бы его побрал, Барабан… А поболтало тебя на славу. Может быть, не слишком резвое начало, зато к концу и без знамени кое-что начало получаться. Вот девчонку пристроил опять же… Все у тебя получится!
Глава 27.
Самый гуманный суд в мире, или Белоснежка собственной персоной
Палваныч отступал к кустам, стараясь не смотреть в глаза дракончика.
– Аршкопф, – позвал прапорщик.
Черт возник чуть в стороне.
– Сделай что-нибудь с этой наглой тушей, – попросил Дубовых.
– Не могу, товарищ прапорщик. – Бесенок вздохнул. – Это же дракон, священное магическое животное. Мои ухватки на него не действуют. Более того, он меня не видит и не слышит…
– С кем это ты говолишь? – Дракончик озадаченно захлопал веками.
– Я бешеный, – нашелся Палваныч. – Кто меня ест, сам с ума сходит.
– Длаконы от писси не залажаются.
– Гы, «от писси не залажаются»… – пошло передразнил прапорщик.
– Обизусь, – нахмурился трехголовый детеныш, поднося рыло к самому носу Дубовых.
– На обиженных воду возят.
– Не дразните его, – посоветовал черт. – Их обижать нельзя.
– Вот еще!
Прапорщик положил ладонь на лоб дракончика и оттолкнул его голову.
– Ах, ты толкаисся?! – завопил детеныш, плюхнувшись на задницу.
Землю тряхнуло.
Палваныч попятился еще на три шага.
– А-а-а! – коротко крикнул зеленый малыш.
И тут же где-то в лесу раздался рык: плач детеныша был услышан.
Над деревьями пронесся массивный дракон.
– Что я говорил? – шепотом сказал Аршкопф. – Обиженный ящеренок – это гарантированное несчастье! Сейчас тут будет фестиваль разъяренных монстров.