— Кроме женской семерки была и мужская.
Василиса открыла, было, рот, но сочла разумным промолчать.
Молчание растянулось на целых полчаса. Адриана погрузилась в воспоминания о своих родителях. Что соединило их? Брак был устроен так, как устраивались все браки в дворянских семьях. Адриана пыталась вспомнить, могла ли мадам де Кастри или герцогиня Орлеанская оказать влияние, и ей казалось, что нет. Наконец она отогнала эту мысль.
— Не имеет значения, даже если это и правда, — сказала Адриана.
— Конечно, это правда, — заверила ее Василиса. — Из этого следует, что вы с Николасом — ключ. Не простой ключ. Одна его часть — с ними, другая — с нами.
— Допустим, но какой замок, Василиса, мы должны открыть? В том, что ты мне рассказала, нет ответа. Что вы скажете, отец Кастильо?
— И я не знаю ответа, — признался иезуит.
— Думаю, я смогу ответить на этот вопрос, — донесся чей-то голос с порога комнаты.
Адриана повернула голову и увидела индейца.
— Здравствуй, Красные Мокасины, — приветствовала его Адриана. — Там за тобой большая очередь на аудиенцию? Приглашай всех, пожалуйста, каждому достанется по прянику.
— Вам известно мое имя?
— Конечно.
Красные Мокасины пожал плечами:
— Мы подошли к краю. Ваши друзья правы, у нас очень мало времени. Даже сейчас я чувствую, как Солнечный Мальчик дает жизнь древним гигантам, которые сметут род человеческий с лица земли.
Красные Мокасины с силой издал какой-то гудящий звук. Ангельскому видению Адрианы он явился струной некоего самоиграющего музыкального инструмента. Но природой своей индеец не был похож ни на нее, ни на Василису. Он напомнил ей ту женщину в сибирском лесу. Человек, стремящийся к своему центру и связанный с внешним миром многочисленными нитями. Как Николас, который отсекал от себя крошечные части для того, чтобы создавать новых ангелов. До этого момента индеец скрывал от нее свою природу, или она была слишком утомлена, чтобы замечать ее?
Адриана и сейчас чувствовала себя утомленной. Она потеряла Эркюля и сына. Отец Кастильо, напоминавший ей время, когда ее жизнь казалась пусть не счастливой, но хотя бы настоящей, обернулся лжецом и, что еще хуже, засвидетельствовал, что ее собственное существование тоже ложь.
И какое ей теперь дело, исчезнет ли человечество с лица земли? Его лучшие представители, которых она знала, — мертвы.
— Оставьте меня, — устало выговорила Адриана.
— Я бы сам сделал, если б мог, — сказал Красные Мокасины, — но без вас нам с этим не справиться.
— Что сделать?
— Сломать крышу мира. Вернуть мир в то состояние, в каком он был в самом начале творения.