– О чем это вы?
– О событиях в Ирландии…
Буквально на днях террористы из ИРА[3] взорвали в восточной части Белфаста ночной дансинг, обычно посещаемый некатолической молодежью – это кровавое событие не сходило с уст у всех англичан.
Джастина пожала плечами.
– Террор всегда вызывает омерзение у цивилизованных людей, – произнесла она, – тем более, что в таких акциях, как правило, гибнут невинные люди… Да, я смотрела репортаж в новостях – это ужасно.
– Но ведь эти ребята-ирландцы утверждают, что борются за правое дело…
– Что не дает им никакого права отправлять на тот свет людей, которые не занимаются политикой… Ведь ИРА сделало заложниками своих целей, сколь благородными эти цели бы ни были, – продолжила Джастина и, поймав насупленные взгляды студентов, тут же добавила, – для ирландцев, конечно… Они сделали заложниками своей политики многих людей, которые далеки от их идей… Более того, – продолжила она после непродолжительной паузы, – вы ведь знаете, я и сама ирландка…
– Неужели, миссис Хартгейм?
Видимо, этот вопрос был задан человеком, который совершенно не разбирался в театре – почти всем было известно, что девичья фамилия миссис Хартгейм – О'Нил.
– Да, и горжусь этим… Но методов террора никак не одобряю.
После этих слов зависла тягостная, томительная пауза, прерываемая разве что назойливым жужжанием мухи, неизвестно как залетевшей в зал.
– Стало быть, – спросил один из студентов, сын пэра, высокий юноша с пышными, как у диккенсовских героев, бакенбардами, – стало быть, вы поддерживаете независимость Северной Ирландии?
Вопрос был задан со скрытой агрессивностью – скорее, безотчетной, чем осознанной, и все почувствовали это.
– Вы считаете, что раскол страны… Вы хотите сказать, что эти бандиты делают святое дело?
– Нет, Фредди, – произнесла она, – я не это хочу сказать…
– Но ведь…
– Я только что ответила, как я ко всему отношусь, – добавила Джастина, но уже очень сухо.
Однако сын пэра не сдавался:
– Но ведь вы, как ирландка, не можете не желать католикам Белфаста… Вы не можете не поддерживать их стремления…
Ситуация из совершенно безобидной неожиданно превращалась в критическую.
Джастина, поняв всю щекотливость ситуации, тут же перебила его:
– Я просто поддерживаю справедливость… А теперь, – она обвела взглядом студентов, – закругляйтесь, дамы и господа… У нас, к сожалению, не так много времени, но очень много дел…
Студенты, на ходу дожевывая сэндвичи, поднялись со своих мест (при этом откидные сидения с шумом хлопали) и пошли на сцену.
Фредди, который в этом спектакле играл Брута, с ходу начал монолог: