Она прикусила язык. Любые ее доводы не заставили бы его сменить гнев на милость. Она сознавала свою вину и даже отчасти радовалась, что будет наказана: наказание снимет с нее провинность. Она оглянулась на море черных лиц. Только, что все рабы до одного считали ее самой влиятельной после белых хозяев особой на плантации. Гораздо больше, чем боли, она боялась утраты уважения, которое приобрела за долгие годы. Однако ничто теперь не могло повлиять на ее участь. Все утро она горделиво задирала голову, а теперь стояла понурая, готовясь к страшной развязке.
– Да, сэр, масса Уоррен, сэр, – только и произнесла она.
Максвелл не удостоил ее ответом. Хаммонд с трудом оторвался от кресла. Его так и подмывало обнять Лукрецию Борджиа, чтобы утешить ее в эту зловещую минуту, но это было, конечно, невозможно.
– Ты действительно хочешь ее выпороть, папа?
– Просто жажду! По-твоему, она этого не заслужила?
– Заслужила, но лучше бы обойтись без порки.
– Согласен, сынок, – спокойно проговорил Максвелл, – но долг есть долг. Сейчас у нас на глазах будет восстановлена справедливость. Ничего, со временем ты поймешь, что, владея ордой черных, вынужден делать много такого, без чего с радостью обошелся бы.
Толпа проявляла растущее нетерпение: невольники пихали друг друга локтями, перебирали ногами, пробирались туда, откуда были лучше видны распахнутые ворота конюшни. Они приготовились насладиться зрелищем истязания Мема и заранее облизывались. Будучи слугой из Большого дома, он стоял на много голов выше всех их в фалконхерстской иерархии. Раньше они и представить себе не могли, что господскому слуге, члену кучки привилегированных, тоже не избежать иногда кнута. Ведь эти счастливчики все время находились у хозяев под рукой, ели то же, что и они, пристойно одевались, даже жили в Большом доме, совсем как их белые господа. От обыкновенных рабов, гнущих спину в поле, их отделяла такая же дистанция, как белых – от них самих.
Итак, наказание кнутом слуги из Большого дома само по себе было выдающимся событием, на которое следовало поглазеть; вот почему все так стремились оказаться в первых рядах зрителей. И вот им огласили, что вместо Мема пороть будут Лукрецию Борджиа. Саму Лукрецию Борджиа! Она тем более всегда представлялась обыкновенным рабам существом высшего порядка, а теперь выяснилось, что и она не лучше всех остальных. Ведь ее накажут, как простую чернокожую девку, у которой не может быть иных занятий, кроме сбора хлопка и выкармливания младенцев. Лукреция Борджиа! Что ж, она заслужила кару своей надменностью и попытками помыкать всеми на плантации. Порка пойдет ей на пользу. Все с замиранием сердца старались себе представить, как она завизжит.