— Она живет в Дроме?
Так, откуда Коринна знает тетю Иоланду? Бывшие Ушки-на-макушке утаили информацию или забыли поделиться?
Беседа продолжается. Коринна задает те же вопросы, что и я, разве что в другом порядке. Мы не спросим: «Где вас, черт возьми, носило тридцать два года?» Не спросим: «Как вы ухитрились держать в страхе целую семью, ни разу носа не показав?» Не скажем ему, что даже его имя у нас никогда не произносили, такой ужас он вызывал. Облом обломом, а вам не хотелось повидать трех девочек, трех маленьких дочек?
Мы и не заметили, как подоспела младшая. Жоржетта здоровается с ним совсем иначе. Руку ему протягивает.
А молодец блондин, с каждым из трех характеров считается. Я его в щеки не расцеловала и руки не подала. Я ему проорала, что, мол, место не годится, и «Он» пошел за мной. Коринна его дважды боднула, «Он» и бровью не повел.
Жоржетта здоровается с ним, будто с торговым представителем. «Он» пожимает ей руку. Жоржетта тащит стул, усаживается рядом с Коринной. Мы сидим не по порядку, но все трое напротив светловолосого мужчины. Вот теперь «Он» по-настоящему потрясен. Его глаза бегают туда-сюда: «Он» смотрит на нас.
Его руки дрожат сильнее прежнего.
Мы этого не хотели, но так вышло само собой. Мы и вправду выглядим как три поросенка перед большим злым волком. Жоржетта тоже говорит ему «вы». Она задает по новой те же вопросы, что и Коринна, те же, что и я. А мужчина нас рассматривает.
«Да, вот так-то… Это мы». Над нами словно реет невидимый транспарант. Мы — три маленькие девочки. Три дочки Анны.
Беседа продолжается. Никаких обид — ни по одну сторону стола, ни по другую. Мы заказываем ему еще лимонад. Я себе — еще кофе. Воду с мятным сиропом, воду с клубничным сиропом.
Пришел черед Жоржетты рассказывать о себе.
— Я учительница в школе. Работаю в Во-ан-Велен.[20]
— Ух ты… Это не опасно?
— Да нет, ничего… Детей у меня нет.
«Он» не реагирует.
Почему «Он» не запрыгал от радости, когда Коринна сообщила ему, что «Он» давно дедушка?
Я слушаю их. Слушаю, как они обмениваются информацией. Я больше не открываю карт, жду, пусть сыграет мой визави.
— Я горжусь, — говорит он.
«Он» гордится той, что «живет с размахом».
Этот человек — полная противоположность тому, чего мы опасались. Это тишайший человек Смиренник «Он» гордится той, за которой наблюдает издалека вот уже десять лет.
— А в Париж вы ездите иногда?
— Да! Я обожаю Париж, а вы?
— Я там был только один раз, лет двадцать назад, кажется.
— Съездите непременно, изумительный город!
Жоржетта все-таки туповата, заключаю я, услышав этот совершенно неуместный совет.