«Какая там Кравцова! – думал Юрай. – Эта на голову была выше».
– Пошли, погуляем, – предложил он парню. – Я уже далеко могу, доходил и до черного места.
– А! – удовлетворенно сказал Коля. – Теперь вам казаться будет всякое… Хорошо, что еще не заболели…
Юрай повел Колю через двор Красицкого, как бы сокращая путь. А возле сирени остановился. Конечно, надо бы пригнуться и посмотреть следы, но Коля разглядывает дом, и такое в глазах у парня сочувствие к случившейся беде, что Юрай не выдержал:
– Пошли! Пошли! Ну его, этот дом. – И повел Колю той тропой, которой уходила женщина из ночи.
Он все-таки нагнулся за белевшим в траве кусочком тряпочки, который оказался вовсе не тряпочкой, а бактерицидным пластырем со следами крови. Свежий, чистый пластырь легко обвисал на лопуховом листе.
– Что вы там нашли?
– Ищу чистый подорожник, не покрытый грязью. – Юрай оторвал лист и показывал теперь Коле. – Великая вещь для всяких мелких порезов.
– А я предпочитаю импортный пластырь, – ответил Коля. – Аккуратненько так и гарантированно. Но я почему-то всегда порезаюсь осенью, когда она уже идет в зиму. Тогда на меня напасть…
Они прошлись по дачной улице, для Юрая это был первый выход в люди. На него смотрели, приложив ладони козырьком ко лбу, собаки лаяли лениво, признавая Колю, а заодно и Юрая. В самом конце улицы стоял недостроенный осунувшийся дом, его бросили где-то на половине, бросили давно, тем страннее выглядела лепившаяся в нем сегодняшняя жизнь. Крышу дома заменяла полиэтиленовая пленка, она же свисала в просветах окон и дверей.
– Беженцы, – пояснил Коля.
Во дворе стояла «женщина сиреневого куста и ночи», к ее ноге прижимался черноглазый мальчик в тюбетейке. Юрай испытал невероятное облегчение: не было тайны, не было галлюцинации, не было тайного знания. Несчастная бездомная смотрела ночью на дом с крышей, окнами и дверями. Она думала, что ее черноглазому сыну было бы удобно жить в настоящем доме. Но это чужой дом. Помечтать и посмотреть на него можно только в три часа ночи.
Юрай, как знакомой, махнул ей рукой, но она стояла недвижно и даже не улыбнулась.
Коля проводил Юрая домой, рассказывая, что этой женщине тут не рады, люди боятся обвала чужаков. Но тем не менее кто чем помогает. Полиэтилен дала Кравцова. Сняла со своего парника и дала.
– А ты считаешь ее ведьмой! – засмеялся Юрай.
– Искушает, – тонко и странно заметил Коля. – В плохом времени с людьми случаются изменения не в пользу человека.
– Да ладно тебе! – Юрай чувствовал себя легко, освобожденно, он нащупал в кармане кусочек пластыря, вспомнил, что считал это уликой, еще раз засмеялся и выбросил его. Вечером надо рассказать все Нелке, он ее прилично напугал своим ночным криком.