Святая Инквизиция (Котикова) - страница 25

Да, грехами. Поэтому…

Прости меня Господи, ибо я грешен.

Прости меня, ибо я убивал… детей твоих. Ведь все мы твои дети! Даже эти Чудовища из Инквизиции, хотя в этом я сомневаюсь. Но Ты же позволил им появиться на этот свет… Значит ли это, что у них тоже есть шанс на спасение? Что Ты любишь их также как и всех? И что мы не должны нести им смерть?

Но я уже не могу иначе. Если не убью я, то убьют меня. И мою семью. А допустить этого я не могу. Потому что не приучен стоять в стороне, когда бьют слабого и беззащитного человека… Только не тогда, когда сижу в засаде и жду того самого момента. Единственного. За который мне быть может придется заплатить еще не одной жизнью.

И в этом случае я предпочитаю ударить первым. Так, чтобы у врагов уже не осталось шанса на спасение.

Прости меня, ибо я воровал… Но нам иначе нельзя!

Иначе — смерть.

Не только для меня, но и для всех из Сопротивления… А ведь среди нас есть дети! Самому младшему всего два годика… И если я не буду воровать деньги, еду, одежду, то он может умереть. А этого позволить я не вправе.

Я и так слишком многих хоронил.

Слишком много слез пролил. Их уже почти не осталось. А может, просто я разучился плакать?

Прости меня, ибо я слишком горд… Для того чтобы признать и дать шанс Псам Инквизиции. Я не могу. Не в силах. В моем сердце слишком много ненависти к ним. И ее не выжечь ни чем. Да я и не хочу.

И вряд ли когда-нибудь это случится.

Прости меня, ибо я ненавижу… Слишком многих. Но прежде всего — Архиепископа — главу Инквизиции!

Я хочу его смерти. Я жажду ее! Я молю тебя о ней!

Но еще я лютой ненавистью ненавижу самого себя. За многое. И поэтому…

Прости, Господи, потому что я слишком слаб.

Но я не сдамся.

Потому что есть надежда на лучшее. На будущее без этих убийств и гонений все тех, кто думает иначе, чем наша Инквизиция, наши палачи. Эти чудовища, которым нет места на этой земле! Не достойны они этого.

Впрочем, люди давно смирились со всем этим… И поэтому предпочитают не видеть ничего дальше своего собственного носа. Просто отворачиваться от чужой боли и брезгливо вытирать со своих рук кровь тех, кому они могли помочь, но не захотели. Зачем?! Своя рубашка ведь намного ближе к телу, чем чужая. И не важно, что следующим можешь стать ты сам. Сегодня же умирает кто-то другой. Не ты.

Я не могу их винить в этом. Просто они хотят жить. Так как могут. Просто они боятся за свою семью и жизнь. Не хотят перемен… Не моя же вина в том, что у меня ее того, что есть у них.

Что я — сирота.

Под моими ногами тихо шуршит гравий… Что поделать, приходиться жить за чертой города… Там, где нас труднее найти… Где царит беззаконие намного более милосердное, чем закон Инквизиции.