Росомахи славились тем, что все делали добротно и прочно. Родосвятова клеть исключением не была. Твердолюб потратил полночи на то, чтобы разобрать бересту на крыше и осторожно разорвать дерн. Немиръе, случившееся у соседей, заставило Росомах поставить вдоль тына нескольких сторожей, но они смотрели наружу. Парня, махнувшего через тын изнутри, только проводили изумленные возгласы.
Твердолюб так и не узнал, гнались ли за ним. Наверное, не гнались. В конце концов, свою судьбу каждый выбирает сам…
Оусый молча плелся за Извергом. Если бы дома, если бы родными веннскими холмами, еще неизвестно, кому за кем плестись бы пришлось. Но здесь, в этих безбожных горах…
Ноги, налившиеся свинцом, едва повиновались, а голову то стискивала ломающая затылок боль, то окутывала дурнотная тошнота. Больше всего хотелось распластаться на острых камнях где-нибудь в тени склона и умереть от усталости. Надо полагать, это произошло бы достаточно скоро…
Бусый намечал себе впереди очередное смертное ложе, дальше которого он совершенно точно не сделает ни шагу, и — вновь и вновь — оставлял его за спиной. Ему было не до того, чтобы вбирать в себя незнакомый облик этой горной страны, он вообще почти не взглядывал по сторонам, но когда приходилось… Ох.
Внезапные пропасти, отвесные раскаленные скалы, беспорядочные нагромождения громадных камней, обманчиво упокоенных на крутых склонах. Эти валуны были готовы от малейшего толчка покатиться вниз, увлечь за собой тучу крупных и мелких собратьев, в кровавую слизь растереть всякого, кто подвернется… Да разве можно вообще здесь людям ходить? Да еще так, как шел Изверг? Без дорог и даже без козьих троп. Все время меняя направление. Всякий раз выбирая из всех возможных путей самый худший…
Бусый молча шел, пока худо-бедно слушалось тело. А потом, когда тело окончательно сказало «хватит», — схватился рукой за выступ скалы, не удержался и сполз. По-прежнему молча.
Изверг остановился, вернулся, без звука взвалил мальчишку на плечо и шатаясь заковылял дальше.
Полежав немного на крепком плече, Бусый ощутил, что чернота перед глазами начала вроде редеть, а сердце вновь обрело способность проталкивать по жилам густую от жары кровь. Он попробовал шевельнуться. Не ахти как, но получилось.
— Пусти, — просипел он. — Сам пойду.
Говорить с Извергом не хотелось. Мало ли, что бок о бок висели на скальной стене и однорукий держал его, пока Бусый выл волком… Верить ли тому, кто тебя дважды пытался убить? Кто из врага в одночасье сделался другом?
Но не висеть же и дальше на нем беспомощной падалью!