Однорукий с облегчением опустил веки. Теперь, когда он сделал действительно все, чтобы спасти Волчонка, можно и умереть наконец. Эта мысль принесла удовольствие и облегчение. Скоро здесь будет Мавут… Изверг едва не улыбнулся, представив разочарование и ярость Владыки, когда тот обнаружит мертвеца. Мальчишка к тому времени будет уже далеко. Он легок и быстр на ногу, недаром он Волчьего рода…
Приятные раздумья были прерваны самым бессовестным образом. Изверг очнулся от покачивания и толчков: его куда-то тащили. На волокуше, слаженной из двух жердей, заплетенных ветвями. Заплетенных сноровисто и притом очень знакомо, по-веннски…
Мальчишка отправился, как ему и было велено, вниз по ручью. Но про то, чтобы уходить одному, как не услышал. Однорукий лишь застонал про себя. Все венны были упрямы, как пни, они такими не становились, они такими рождались. Изверг послушал надсадное пыхтение Бусого и понял, что с волокушей тому от Мавутичей не уйти.
Выход оставался один. Встать.
Любой лекарь схватился бы за голову какое идти, когда сил нет даже на то, чтобы слюну проглотить! Однорукий знал это, он и сам был очень неплохим лекарем. Но встать было надо…
И он встал.
Потому что тоже был из породы, которая упрямее пней…
К вечеру им удалось спуститься до самой Ренны.
— А эта… Тень? — спросил Бусый. — Она нас… ночью?…
Изверг покачал головой:
— Нет, малыш… Она раны зализывает. Ты ей славно накостылял…
— Мы, — буркнул мальчишка. Изверг согласился:
— Да. Мы…
Прямохожим путем Твердалюб дойной не побежал. На тот случай, если Росомахи все же захотят его остановить, пустился через ночной лес вкруговую. Сперва к Светыни, потом берегом. Там, у берега, было множество потаенных мест, где его никто никогда не найдет. Он подберется вплотную и…
О том, как он поступит, когда подберется вплотную и увидит сегванов Винитария, наделавших в его деревне каких-то страшных дел, Твердолюб особо не задумывался. Может, его даже вела детская надежда на чудо, на то, что с рассветом он выбежит к дому и увидит: там ничего не случилось. Все так же поет молот в кузнице Межамира, и суки лежат со щенками, и наплывает через тын запах свежего хлеба…
Он проснется и поймет, что всего лишь увидел страшный сон, а на самом деле все хорошо. Он посмотрит на свои руки и не увидит на них отметин от веревок, а во рту больше не будет привкуса крови из разбитой губы…
Твердолюб бежал во все лопатки, словно не было за плечами бессонной ночи, борьбы, с путами и разобранной крыши. Когда начало светать, ветер дохнул в лицо близостью воды, и он выскочил к береговому обрыву.