Все изменилось в ночь перед задуманной встречей на левобережье.
Тверд, по обыкновению оставленный в лодке, видел счастливый сон: матушка убаюкивала его, тихонько покачивая зыбку. Сперва он лишь бездумно радовался ее близости, ее голосу, прикосновению милых рук. Потом захотел сказать ей, что уже вырос и в люльке ему тесно и неудобно лежать, что он с радостью вылез бы, если бы она чуть-чуть ему помогла… Однако, как почему-то бывает во сне, слова наружу не пошли, а вот колыбелька раскачивалась все сильней, и дно у нее было, оказывается, ох и ребристое…
Уже поняв, что все происходило не наяву, Твердолюб еще некоторое время цеплялся за уплывающие клочья блаженного забытья, но колыбель окончательно превратилась в лодку, качавшуюся на волнах.
Тогда он дернулся, окончательно приходя в себя, и еще прежде, чем он успел открыть глаза, до сознания достучались разом две вещи. Во-первых, лодка действительно качалась, причем так, словно в ней кто-то яростно греб, — это вместо того, чтобы тихо покоиться на песке. А во-вторых и в-главных…
Милый знакомый голос продолжал звучать и наяву.
— Родной мой, любый мой, — шептал этот голос, прерываясь от размеренного усилия. — Ты, потерпи… Теперь все будет хорошо-Тверд наконец разлепил веки и увидел над собой светлое небо весенней ночи, в котором с северной стороны тлела румяная полоса.
Лодка булычей набирала ход, уходя прочь от берега и вниз по течению, но вместо пятерых ватажников на веслах трудилось всего двое гребцов.
Бажана Росомашка.
И Резоуст.
А за кормой тяжелой посудины невесомо бежала на привязи узкая берестяная лодочка, несравненным умением ладить которые славился род Росомах.
Твердолюб все понял каким-то звериным знанием, в одно мгновение ока. Без повести, без расспросов увидел, как Бажану, попытавшуюся заступиться за него перед родней, мать с отцом увели домой и заперли — для наказания и вразумления. Только вязать, как Тверда, не стали, о чем, наверное, уже ныне горько жалели. Потому что девка сбежала, подняв одну из половиц, как сбежала бы на ее месте лесная сестра росомаха. Потом стащила лодочку и ушла на ней озерным устьем[47] на Светынь, ибо знала своего жениха и догадалась, каким путем тот рванется домой. Она лишь чуть-чуть не поспела перехватить его, но зато хорошо видела, как он встретил Булымичей. У Бажаны хватило рассудка не ввязываться в бессмысленный бой. Несколько дней и ночей она тихо следовала за ватажниками, как росомаха следует за охотником, разорившим логово, выжидая случая поквитаться. И наконец решилась попробовать спасти Твердолюба — но лишь для того, чтобы попасться Резоусту, сторожившему ночлег.