, а под ним прорва, и выбраться из нее невозможно. Вязкая жижа не даст плыть, а схватиться здесь не за что…
Для веннских детей избегать подобных ловушек было так же привычно, как остерегаться совать руки в огонь.
Разумные Волчата и вовсе не пошли бы к Бучилу, не будь оно особенным.
Бусый обратил внимание, что путь к островку, у которого находилось водяное окно, отмечали очень старые вешки. А самого окна достигали плавучие мостки, вернее, гать, связанная из хвороста и жердей. Тоже старая, но со следами постоянного подновления.
Вот Зорегляд, осторожно встав коленями на дальний край гати, наклонился вперед и всмотрелся в черную глубину… Смотрел недолго, почти сразу выпрямился, нашел взглядом Солнце, готовое опуститься за окоем.
— Рано еще, — сказал он. — Ничего не видать. Обождать надо чуток, тогда и появится.
Чего надо ждать, что должно появиться в гиблой мочажине, Бусый с Ульгешем от Волчат так и не дознались. Им поведали лишь о том, что увидеть ЭТО можно было лишь перед самым закатом. Днем Бучило ничего необычного не являло.
— А ночью? — спросил любопытный Ульгеш.
Волчата внятно не ответили. Трусов тут не было, но заглядывать в Бучило после наступления темноты…
На такое не отваживался даже Иклун.
Ульгеш посмотрел, как просели в жижу мостки под коленями внука большухи, поразмыслил и повесил на островное деревце свою сумку с лежавшей там, как всегда, книгой. Все лишний вес. Да и намочить недолго…
Солнце коснулось окоема.
Волчата в очередь проползали по зыбучим мосткам, склонялись над водой, выпрямлялись, досадливо качали головами. Бучило показывало свои чудеса не всякий раз и не каждому. Сегодня везения не было еще никому.
Бусый ждал, пока настанет его черед. Душу распирало жгучее любопытство, почему-то смешанное со страхом. Странно, в свой камень он ведь никогда не боялся заглядывать… Что такого могло показать ему Бучило, что он не хотел или боялся увидеть?
«Может, смерть отца? Или мамы? Или как меня самого выносили из каменных коридоров, чтобы выкинуть на мороз?…»
— Иди, Бусый, — сказал ему Зорегляд.
«Что там? Грядущее горе? И я увижу, как кто-нибудь надругается над Таемлу? Убьет дедушку Соболя?…»
— Ну? — спросил Зорегляд. — Идешь смотреть? Или слабо?
Бусый нахмурился и пошел, продираясь сквозь собственный страх, как сквозь липкий кисель, опутавший ноги. Вот они, мостки, на которые ему до смерти не хотелось ступать, но иначе было нельзя, засмеют. Он согнул деревянные коленки и пополз вперед по пружинящим охапкам ветвей.
Бучило не казалось ему ни добрым, ни злым. Здесь не было нитей, просто дыра в холодную пустоту. Один, без родичей, Бусый нипочем бы не отважился приблизиться к мертвой, действительно мертвой, он безошибочно ощущал это, бездне. Однако отступать было некуда, Бусый достиг края и, стиснув зубы, посмотрел своему страху в глаза.