Утро занялось бодрым и солнечным. Горный Кузнец плеснул в лицо озерной воды и почувствовал себя воистину молодым.
«Ты можешь обманываться, полагая, что еще крепок и полон сил, — говорил ему когда-то один умудренный старик. — Но ты не обманешь ни горный склон, ни лестницу в доме. Они быстро тебе объяснят — юность давно прошла…»
Молодые редко запоминают подобные поучения, но будущий Кузнец услышанного не забыл. С тех пор миновала целая жизнь, время, проведенное в упрямом поиске Истины, закалило и возвысило не только дух. Встав на плоском прибрежном камне, Горный Кузнец начал вершить Танец Единения. Его посох легко вращался, летал из руки в руку, наносил стремительные удары… Танец привычного и не по годам гибкого тела творил особую музыку, вливавшуюся в великий хор мироздания, но это была лишь подготовка к самому важному. Омывшись в озере, старик уселся на прохладном песке и принялся дышать — неспешно и с наслаждением, присутствуя в каждом вдохе и выдохе.
С каждым опустошением легких все суетное и грязное, обременявшее дух, изгонялось вовне, а взамен щедро лилась звонкая и чистая красота рассветного мира… Единение со Вселенной подарило старцу знакомый радостный взлет, даровало вдохновенную ясность мыслей и особую зоркость духовного ока, позволившую осторожно всмотреться в неудержимо-могучий Поток Времени.
И даже выделить две крохотные щепки, плывшие в этом Потоке.
Увиденное не принесло успокоения. Во внешнем мире происходило что-то тревожное, Поток бурлил и ветвился, беспрерывно меняя течение, рождая вихри и сувои[18]. Горный Кузнец напряг зрение, но Поток, мчавшийся в будущее, от этого только заволокло мглой.
Солнце поднималось, постепенно нагревая песок. Скоро ящерицы, гревшиеся на камнях, начали искать тень, но Кузнец не обращал на это внимания. Отчаявшись разглядеть завтрашний день, он обратил взгляд в другую сторону, против течения, стал пристально всматриваться во вчера, ища там отгадку. Это был кропотливый труд, требовавший немалого напряжения сил…
Когда наконец старик вернулся к телесному восприятию, он обнаружил, что миновал полдень. Солнце висело прямо над головой, а скалы и песок дышали таким зноем, что он сразу почувствовал себя крицей в плавильне.
Он до сих пор обманывал и горный склон, и лестницу в доме, но Поток Времени оказался неумолимым. Во рту было сухо, перед глазами плавали черные пятна, а голова раскалывалась от боли. «Я все же состарился, — скорбно сознался он себе самому. — Созерцание Потока и прежде утомляло меня, но не опустошало до конца, как теперь…»