– Видит Бог, я бы не расстроился, если бы в этой мешанине конских тел, колесниц и крови оказался Гаврилопул, – заметил император, когда осыпаемый цветами победитель проезжал мимо кафизмы, вскинув руку и приветствуя своего базилевса.
– Не поминайте Бога всуе, сын мой! – строго произнес, повернувшись ко Льву, патриарх.
«И это все, что их волнует», – ужаснулась Светорада, боявшаяся даже взглянуть туда, где служители арены расцепляли экипажи, добивали покалеченных лошадей, вытаскивали из– под обломков изувеченное тело погибшего возничего и посыпали дорожку свежим песком перед следующим заездом.
Княжне едва не стало плохо. Кровь, жара, волнение… Она вообще в последнее время чувствовала себя неважно. Повернувшись к прислуживавшему в кафизме отроку, сказала:
– Принести мне воды со льдом, дружочек.
Она смотрела на Гаврилопула, который, несмотря на то что Александр купил ему пост спафарокандидата,[144] с отъездом кесаря опять вернулся к тому, чем владел лучше всего: побеждать на скачках. Горожане вновь боготворили его, а Светорада думала, как хорошо, что за это время она смогла избавиться от всех прихвостней Александра. Гаврилопула отправила в конюшни ипподрома, Василицу по ее просьбе патриарх заставил каяться в монастыре Сергия и Вакха, Константин сбежал. Остался только Иоанн Куркуас, но родня уже просватала за него родственницу одного из магистров, и молодой человек почти не отходил от своей невесты. Светорада была уверена, что после женитьбы он не примкнет к окружению распутного кесаря.
Что касается самой княжны, то она страшилась возвращения Александра. Его приезд мог многое изменить в ее судьбе. Утешало только одно: кесаря не ждали в столице ранее сентября, и она надеялась, что прибытие русов разъединит их еще до встречи. Как признавалась себе Светорада, она продолжала испытывать к кесарю некое чувство, но это было лишь бледной тенью в сравнении с всколыхнувшей ее душу радостью Стемкиной любви. И она так рада была этой любви, так ждала их новой встречи, что ни о ком другом, кроме Стемы, не помышляла. Мысль же, что страшные события вновь не позволят им быть вместе… Светорада боялась даже думать об этом!
Стараясь отвлечься, она устремила взгляд туда, где на соседней от кафизмы трибуне расположились прибывшие в Царьград послы из Хазарии. В большинстве своем они были в темных одеждах. Для некогда жившей в каганате княжны они выглядели привычно, а вот для почитавших показную роскошь ромеев их вид казался странным, неподобающим и слишком простым. Смешили их пейсы вдоль лиц. А еще Светорада отметила, что среди послов находился брат ее бывшего мужа Овадии, царевич Юри. Она присутствовала на приеме хазарской делегации и поняла, что Юри узнал ее, но, будучи хорошо воспитанным человеком, не подал виду. Однако другим хазарским послам, видимо, сообщил о ней. И сейчас, сидя в кафизме, блистательная и роскошная, княжна то и дело ловила на себе любопытные взоры рахдонитов.