Ян протянул Гумилеву свой «кольт». Николай Степанович осмотрел жуткое оружие и вернул его интенданту:
– Оставь себе на память. Только стрелять из него не вздумай, если жизнь дорога.
Затем Гумилев перешел на русский:
– Ты что-нибудь о гуталиновке слышал, Сергей? Нет? Я тоже… Интересно было бы попробовать. Эй, ребята, очищайте кузов, выбрасывайте банки в кусты!
– Парочку оставьте! – вмешался поручик Голицын. – Пригодятся.
– Зачем они вам? – удивленно спросил Щербинин. – Что, хотите встретить Хейзингера при полном параде, в начищенных сапогах?
– Да что-то вроде того, – рассмеялся Сергей. – Есть тут одна интересная мыслишка… Забирайтесь в кузов, джигиты. Господа, кто поведет автомобиль? Я, вообще-то говоря, умею водить только английские и французские модели, да и то лишь легковые. И не слишком умело.
– Я поведу, – беспечно откликнулся Гумилев. – Невелика сложность. В Судане, под Хартумом, мне приходилось сидеть за рулем чего-то подобного.
Щербинин с уважением посмотрел на Гумилева:
– А вы можете управлять всем, что двигается? Аэропланом взялись бы? Или торпедным катером?
– Так я пилотировал аэроплан, – спокойно ответил Гумилев. – И за штурвалом стоять приходилось. Нет, не всем. На субмарине, наверное, спасовал бы. Хотя… Не пробовал, случая не представилось. Не думаю, что это многим сложнее, чем справиться с сахарским верблюдом, а я вот как-то справлялся с этой животиной.
– Довольно разговоров, господа офицеры, Хейзингер нас ждать не станет, – прервал их поручик. – Итак, Николай за рулем, я – рядом, вы, граф, – в кузове вместе с остальными. И не выбрасывайте по дороге две жестянки с гуталином, душевно вас прошу. Держим путь к мосту через Серет. Ибрагим, быстренько отведи этих двоих к обочине, аккуратно свяжи и усади на землю. Никакого вреда не причиняй! Счастливо оставаться, брат-славянин! А император у вас все-таки натуральный пенек с глазами.
…Через пару минут интендант третьего ранга и шофер провожали взглядами удаляющийся грузовичок. Ян Погробек бормотал себе под нос благодарственную молитву…
Бронепоезд, потерявший три часа после встречи с воинским эшелоном и маневрирования, приближался к мосту через реку Серет уже ближе к полудню.
Полковник Рудольф Хейзингер заперся в штабном вагоне, изолировав себя от босняков. Ему так и не удалось получить пополнение из числа солдат резервного полка, не говоря уже о полной замене боснийского контингента поездной обслуги и расчетов на австрийцев. Теперь полковник попросту опасался за свою жизнь: он прекрасно видел, что после выполнения его приказа о сбросе хвостовой бронеплощадки босняки могут взбунтоваться в любой момент. Теперь Хейзингер мог лишь переговариваться по внутренней поездной связи с машинистами обоих паровозов и раненым Войтехом Ванчурой, который так и лежал в санитарном вагоне.